Где-то классе в четвёртом появился у нас в школе новый ученик. Приехал он в наше село вместе с родителями из других мест. Родители его — учителя. Отец — строгий мужчина, фронтовик, офицер. Мать — обаятельная молодая женщина, учитель литературы.

Посадили этого нового ученика, Петьку, ко мне за парту, и стали мы с тех пор друзья не разлей вода.

Я самый главный читатель из учеников в нашей сельской библиотеке, а у Петьки дома своя библиотека, и чего в той библиотеке только не было: и «Два океана», и «Щит и меч», и много чего другого из приключений и фантастики — зачитаешься!

Читали мы эти книжки вечером и даже ночью с фонариком. Год-то был какой — 1964, телевизоры у нас в селе ещё не появились. Свет горел, пока работал движок местной электростанции — до одиннадцати вечера. А с утра, пусть и не раннего, у нас с Петькой, любителей приключений, находились другие дела.

В деревне главное занятие для малолетних детей, после бултыхания в речке, да и для взрослых, когда нет работы, — это, конечно, рыбалка. Вот на рыбалке мы пропадали всё время. К тому же Петькины родители оказались обладателями ещё одной диковины. У них была такая лодочка-шлюпочка из крепкой авиационной фанеры, лёгкая и быстроходная. Мы вдвоём с Петькой могли переносить её с места на место. Был и мотор, но строгий Петькин отец нам его не доверял, а шлюпку — пожалуйста: «Катайтесь, только не утоните». Вёсла дал.

И стали мы на этой лодочке — шлюпочке каждый день с утра до вечера пропадать на рыбалке.

Неводок-бредешок у нас остался ещё от деда Миши, который он сам связал: десятиметровый, мелкоячеистый — загляденье, не бредешок.

Путь наш пролегал так: шли через наш огород, где краснели помидоры, желтели дыньки, стояли огромные подсолнухи, ботва картошки по пояс, — и открывали воротца в плетне.

По камушкам перепрыгивали речку, шли по тропинке вверх по увалу, по песчаной осыпи, через лес, через поле на увале, через колхозную бахчу, где вызревали под ярким алтайским солнцем красавцы-арбузы, спускались по крутой тропинке, продираясь через заросли облепихи вниз. После крутого спуска с увала тропинка пересекала наезженную дорогу и упиралась в кусты тальника, где в самых зарослях, невдалеке от тропинки, было спрятано и приковано цепью к талине наше сокровище — шлюпочка. Вёсла лежали рядом в укромном месте в траве.

Подносили шлюпку к воде, вставляли вёсла в уключины, и путешествие начиналось.

Обская протока в этом месте совсем узкая, почти ручей, поросла камышом и осокой, но нашему «кораблю» глубины хватало, и он резво скользил по воде.

Протока стала шире и глубже.

Гребли по очереди, и это нам доставляло несравненное удовольствие. Зеркальная гладь воды простиралась и окружала нас со всех сторон, то и дело по воде пробегали какие-то диковинные тараканчики-паучки на длинных ножках, кружились над водой мириады мошек и комаров, около лодки наперегонки с нами мчались, убегая от прожорливых щурогаек, мальки-чебачки, выпрыгивали из воды, спасаясь от погони, только что не попадая в лодку. Где-то в глубине у донного ила кормились стаи карасей, чинно проплывали лини и налимы.

Протока жила своей, непонятной для нас жизнью: где-то в кустах копошились и крякали утки, созывая своих утят, так и норовивших выплыть из прибрежной осоки на середину протоки, бухали, поднимая брызги, крупные щуки, догоняя своих аппетитных сородичей — щурогаек, в кустах пели на все голоса какие-то птицы. Вода блестела под ярким летним солнцем, тени от кустов и деревьев рисовали на воде причудливые картины.

Слева от нас возвышалась крутая гора — коренной берег Оби,  увал, поросший кустарником неизвестной породы и кустами колючей облепихи. У воды — кусты тальника, высокие травы, диковинные цветы и заросли осоки. Справа та же осока, листья и цветы кувшинки, заливные луга с редкими кустами.

Солнце светило вовсю, мы решили отдохнуть и позагорать, остановили лодку и разделись до трусов, но не тут-то было. Комары, словно не видевшие нас до сих пор, набросились на нас так, что пришлось взяться за вёсла и плыть с удвоенной скоростью. Уловка удалась, и комары, вроде бы, отстали, но мошки так и плыли вместе с нами, то отставая, то догоняя.

Протоку прошли примерно за час, часов-то у нас тогда не было. Рыбачить на протоке не стали, хотя рыбы тут уйма всякой, неохота было лезть на топкие болотистые берега да в осоку, замараешься — не отмоешься. Так и плыли, борясь с мошкой и загорая. Гребли по очереди. И вот за поворотом показалась наша Обь, её широкая гладь простиралась на сколько хватит глаз. Лёгкие барашки волн перекатывались по этой глади.

Вышли на реку, повернув налево, сразу стало труднее грести, здесь было хорошее встречное течение. Веселье наше закончилось, началась трудная работа. Гребли уже с трудом, пот выступал на теле и стекал с нас ручьями. Берег Оби слева от нас высокий и коряжистый. Обь — река судоходная, в те времена ходили по ней пароходы и теплоходы с Алтая далеко на север.

Прошли высокий перевальный знак, вдалеке виднелся красный бакен на плавучей деревянной треноге. Хорошо, что трудная работа — грести против течения — продолжалась не так долго, но всё-таки успели устать и проголодаться. Скоро подошли к пескам пересыхающей протоки-старицы. А время-то, наверное, уже к обеду — солнце высоко. Но не до обеда, когда рядом чистые пески, мелководье, чудесная тёплая вода. Вытащили лодку на песок и сразу бултыхнулись в воду. Красота! Куда девались и усталость, и не самое лучшее настроение.

Аллак

Купались до тех пор, пока не вспомнили, что голодны. А что нам положила в холщовый мешок баба Дуня? А баба Дуня знала, чего желают голодные пацаны. Из мешка появились два огурца, два огромных мясистых помидора, два яйца, бутылка молока и вкусно пахнущий белый бабушкин калач, испечённый на поду в русской печи. Обед сморил нас с Петькой, и мы улеглись на песок, даже не удосужившись перевернуть лодку и спрятаться под неё.

Проснулись враз — поняли, что начали обгорать на солнце. Бросились в воду, но вскоре прекратили баловство. Мы зачем приехали, купаться или рыбачить? Рыбачить, значит рыбачить. Взяли нашу снасть, зашли по пескам вверх по течению и начали неводить.

Петька, длинный и тощий, шёл по глубине, я, маленький и упитанный, вёл невод с береговой стороны. Рыба ловилась. Бились, выпрыгивали через стень щучки. Некоторым удавалось уйти, другие попадались. Трепыхались, теряя чешую чебаки. Налимчик, как ни вертелся своим скользким телом, остался в мотне. Ерши — как без них — кололись, царапались, но тоже стали нашим уловом. Попался здоровенный обской пескарь. Это в нашей речке они мелкие да невзрачные, а тут вырос — ого, какой. Азарту в рыбалке прибавляли крупные щуки, которые бились в мотне. Три штуки килограмма по два стали нашей добычей. Завели пять — шесть раз. «Хватит уже, куда девать эту рыбу», — заныл Петька. Я не соглашался, но, когда сложили всю пойманную рыбу в мешок, понял, что действительно хватит. Мокрый, весь в песке, обыкновенный картофельный мешок был у нас «рюкзаком» благодаря двум завязанным в углы картофелинам и верёвке. Мешок шевелился на песке и даже издавал какие-то звуки — щуки хотели жить и рвались на волю.

Откуда-то из верховьев старицы струился небольшой водный поток — ручей. Мы, сложив в лодку бредень и рыбу, решили обследовать этот ручей и пошли, оставляя следы босых ног на песке, вверх по ручью. И увидели чудо. Почти посуху, извиваясь, ползли в сторону реки несколько крупных окуней. Может быть, сейчас, во времена любви к живой природе, мы бы и выпустили ту жизнелюбивую рыбу в реку, но тогда, когда родители наши в колхозе работали за «палочки» — трудодни и жива ещё была память о военном голоде… В общем, рыба оказалась в мешке. Пора было возвращаться домой.

Солнце уже клонилось к вечеру, жарило, но не жгло, обожжённые спины чесались и болели, с красных обожжённых носов слезала шкура, поэтому ехали и гребли молча.

По Оби по течению — быстро, по протоке — долго и нудно, не меньше часа. Уже тёплая вода не радовала, утки не восторгали, утят хотелось погладить по головкам веслом, даже комары и мошки куда-то подевались и не приставали. Но это ещё что. Главное началось тогда, когда привязали и перевернули лодку.

Рыбы было многовато, и тяжелее мешок становился с каждым метром пути. На гору мы волокли мешок, сопя и ругаясь, все исцарапались облепиховыми ветками. Петька настоятельно просил меня рыбу бросить, оставить один неводок, но я, воспитанный бабой Дуней с её стародавними крестьянскими замашками, с её рассказами о военных лишениях и голодухе, не мог себе этого позволить.

… Когда баба Дуня начала делить улов на две равные части, Петька, вдруг спросивши про туалет, пропал. Когда я спохватился, что Петька исчез, было поздно. Только пятки Петькины мелькали, когда он убегал огородами домой.

Тащить рыбу ещё и домой для него было свыше сил. Видно, и городское воспитание Петьки было не то, и бабы Дуни у него, с её рассказами о прошлой жизни, не было. Какая тут рыба — ужас, а не рыба.

Убежал Петька на этот раз. И на другой убежал, но на рыбалку ездил исправно — нравилось.

Пришлось бабе Дуне одаривать Петькиных родителей зимой сушеной рыбой.

Так проходило наше деревенское детство. Возили копны на сенокосе верхом на лошади, работали в огороде. Успевали учиться — и неплохо учиться. Конечно, рыбачили. Кормили рыбой семьи. Не было тогда супермаркетов и изобилия продуктов. Был огород, была речка, была река Обь. И было нам тогда по двенадцать лет.

Мы выросли, разъехались. Стали в один год капитанами. Я — капитаном большого речного теплохода. Пётр — капитан Советской Армии, командир боевого вертолёта в Афганистане, спасая в горах погибающий экипаж, получил орден Боевого Красного Знамени.

Иван ЧЕРДАНЦЕВ. 22.08.2019 г.


Капитан речного пароходства

Черданцев Иван  Николаевич родился на Алтае, на берегах реки Оби в 1952 году. Свое детство он провел в живописном селе Аллак Каменского района. Окончил школу, поступил в Новосибирское речное училище, после окончания учебы в 1971 году пошёл работать штурманом на суда Западно-Сибирского речного пароходства.

Прошёл путь от рулевого-моториста до капитана речного буксира-толкача ОТ-2046. Проработал капитаном 33 навигации.

Во время парусного похода по Оби Новосибирск — Сургут в 1969 году написал своё первое стихотворение. Вернулся к творчеству в зрелом возрасте, в 40 лет, когда уже работал капитаном.

Первое стихотворение было положено на музыку композитором и исполнителем из Бердска Николаем Вербицким. Так появилась песня «Обская лирическая». В 1997 году вышел в свет небольшой сборник стихов «Капитанский вальс».

Результатом сотрудничества с томским композиторами и исполнителями Евгением Боткиным, Маратом Нагаевым, Александром Сакулиным, Иваном Комаровым, Юлией Морозовой, Денисом Шевцовым, Павлом Никитиным, Андреем Груздевым стали песни о Томске, Моряковском Затоне, Новосибирском речном училище, о томском и тобольском портах, родном Алтае, Карском море, о реке и речниках, капитанах, цикл песен о Великой Отечественной войне.

Принимал участие в качестве капитана в перегоне речных судов с Оби на Волгу Северным морским путем, работал капитаном на экспедиционном судне в Карском море, сейчас продолжает работать капитаном-наставником в Томской судоходной компании и продолжает заниматься творчеством. Много снимает фото и видео во время дальних рейсов на теплоходах по Оби и Карскому морю. Совместно с талантливым земляком Виктором Гусевым создаёт видеофильмы на авторские песни и музыкальные видеозарисовки о реке и море.

Занял 1 место в литературном конкурсе в Москве о профсоюзах водного транспорта, имеет диплом лауреата МВД Сибирского федерального округа за песню о речной полиции Томска, диплом лауреата за песню о Томске.


Дорогие читатели!

Мы призываем вас стать соавторами рубрики «Вехи истории». Ведь вы и ваши родные — сами хранители истории. Если вы помните интересные факты из жизни деревень и сёл Каменского района, если у вас сохранились старые фото, запечатлевшие историю, если в вашем семейном архиве хранятся воспоминания ваших родных — пишите и присылайте материалы в редакцию (658700 г. Камень-на-Оби, ул. Первомайская, 37, e-mail: izvestiya.gazeta@mail.ru, тел.: (385-84) 2-54-19).  И мы напишем историю вместе!

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

 

 

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here