6 декабря закончился второй год судебной эпопеи, которая началась еще в 2022 году в отношении редактора «Каменских известий». Впереди снова суды в более высоких инстанциях. Для журналиста они уже давно стали привычной частью обыденной жизни, но, несмотря на полученный опыт, никак не могут стать привычными некоторые вещи, происходящие в судебных процессах. Благо, в судах все под протокол и аудиозапись. И в будущем мы обнародуем очень интересные моменты, которые на протяжении года позволяли себе, как сама судья, так и представители прокуратуры. Обнародование в СМИ происходящего в зале заседаний, куда не допустили прессу для видеосъемки, наглядно покажет, как и из чего строилось каменское правосудие в течение последнего года. То есть голословно ничего не будет — все по протоколу, зафиксированному системой «SRS Femida».

Ложь со стороны председательствующего суда, зафиксированная под протокол, исчезновение вещественных доказательств по делу, вопиющее нарушение правил хранения вещдоков, запрет судьей обвиняемому задавать определенные вопросы, «липовые» свидетели, отсутствие пострадавших котором был якобы причинен ущерб, отсутствие самого ущерба, предвзятость судьи и реакция краевой квалификационной коллегии судей – все это происходило в течение года в «доме правосудия» по улице Пушкина.

А пока Алексей Уфимцев не получил на руки очередное решение суда, стоит сказать о приговоре, который озвучила 6 декабря судья Марина Мягкова. Она не стала заморачиваться и повторила практически то же решение, которое год назад зачитала ее коллега Алла Ермакова — три с половиной года принудительных работ, только в этом году якобы причиненный ущерб никому возвращать, оказалось, не надо. Подобный приговор Ермаковой отменила апелляция за существенные нарушения в толковании судом уголовно-процессуального закона.

Уже ни для кого не секрет, что дело это с глубокими политическими корнями и имеющее влияние на многие процессы, происходящие в Камне-на-Оби. Вполне обоснованно можно предположить, что за спиной нынешней судьи стоит некая, многим знакомая личность, которая может влиять на «вершение» правосудия не только в процессе Уфимцева. И связывают эту личность с судьей не просто дружеские отношения.

ПАРАДОКС МЯГКОВОЙ И ФОКУС БАЛАКИРЕВОЙ

— Алексей Валерьевич, насколько нам известно, судья Мягкова своим приговором назначила вам наказание, созвучное с приговором Ермаковой вынесенным год назад, практически идентичное тому, что отменил краевой суд. Вы удивлены данному решению?

— Данному решению я абсолютно не удивлен. Более того, с самого начала года пока шли очередные разбирательства, я знал, что приговор будет именно обвинительный, потому как ожидать иного от данной судьи я не мог в силу известных обстоятельств.

Возможно, сам приговор был написан еще в мае — июне и все это время просто лежал готовый в кабинете судьи где-нибудь под сукном. Ждал, так сказать, декабря, чтобы соблюсти хотя бы нормы приличия. Полагая о уже принятом в голове решении, я неоднократно выражал недоверие суду. Естественно, в официальной письменной форме. Разумеется, с подкреплением фактами, на которые я ссылался — почему именно существует недоверие.

По итогу, судья оказалась предсказуема, и мы получили то, на что рассчитывали с самого начала. Опять же, с другой стороны — каким образом судья Мягкова могла бы вынести мне оправдательный приговор, даже при наличии 100% доказательств моей невиновности, даже если бы, наверное, сама прокуратура сказала, что у нее нет никаких претензий и вопросов ко мне. Вынеся оправдательный приговор, Мягкова бы жестко подставила свою коллегу Ермакову, расписавшись и выставив напоказ ее некомпетентность и предвзятое отношении к подсудимому при вынесении предыдущего решения. Таким образом, мы попали на «судейское сообщество», которое друг друга покрывает, как и любая система. А возможно ей просто не оставила выбора, выражаясь образно, печальная перспектива – либо обвинительный приговор, либо домашнее насилие… Но это из области предположений.

— Напомним читателям суть дела?

— В 2018 году в редакцию газеты «Каменские известия» обратилась некая фирма ООО «Контакт медиа» с коммерческим предложением, опубликовать несколько статей в газете. Однако данное коммерческое предложение редакция не приняла, никаких услуг для данной фирмы не оказывала, договора не заключала.

Чуть позже, посредством одного из мессенджеров со мной вело переписку определенное физическое лицо. Назовем ее Татьяной. Она попросила сделать определенный вид работ, который касается моей профессиональной деятельности. По ее заказу, в течении двух лет, я все делал, результаты заказчику передал, ей все понравилось. В суде Татьяна так и сказала, что никаких претензий ко мне она не имеет, ее все устроило, моей работой она довольна. Соответственно, за работу она перечисляла оплату, данная оплата за два года работ составила 250 тысяч рублей.

Несколько лет назад, когда у нас обострились отношения с начальником полиции Нелюбовым и с господином Чернышовым (думаю, мои предположения, что за спиной правосудия стоит именно он, небеспочвенно), который и не скрывал дружбу с начполиции, в стенах полиции появилось понятное стремление прижать к ногтю редактора, как минимум, уволить. Как максимум, за что-то наказать.

Мы эту историю уже описывали — это был прессинг и на саму газету, и на коллектив. У нас проходили обыски, выламывание дверей, прослушивание телефонов сотрудников. Велась слежка даже за моим ребенком целой оперативной группой полиции. Сотрудники приходили ко мне домой якобы по жалобам на ненадлежащее содержание ребенка.

Соответственно, начали отслеживать счета, и ушли в далекий 2018 год, там наткнулись на эти денежные перечисления. Зацепившись за это по непонятным для меня причинам они начали внушать мне и себе, что эти деньги являются оплатой за статьи в газете, которые публиковались бесплатно. Материалы эти были о кандидате в президенты РФ Павле Грудинине.

Формулировка получилась такая — я присвоил и растратил деньги, которые принадлежали администрации Каменского района. В какой момент администрация стала собственником этих денег, я не знаю. Каким образом деньги двух физических лиц вдруг становятся деньгами третьей стороны, в нашем случае администрации, а чуть позже еще и редакции, не смог пояснить даже следователь, прокурор и сама судья.

Забегая вперед, скажу, что за все время и даже на последнем этапе – на прениях представитель прокуратуры не смогла назвать, кто все-таки пострадавшая сторона. Ведь по решению суда я никому не должен возвращать якобы украденные деньги. Логически же: если я ни у кого ничего не украл и никому ничего не должен платить, то состава преступления, как такового, нет.

Но самый главный парадокс, который перекликается с ходатайствами, которые судья почему-то не стала рассматривать в нашем присутствии, а унесла их в совещательную комнату. Это два ходатайства — от администрации Каменского района и от редакции газеты, где они сами обосновывают, что не являются потерпевшими по данному делу.

В этом и состоит главная загадка и уверенность, что данное дело банальный заказ на устранение неугодного редактора.

Смотрите сами — меня обвиняют в присвоении и растрате, то есть в хищении чужого имущества у собственника, а тот в свою очередь говорит, что никогда не был собственником этого имущества, никогда его не вверял и не передавал Уфимцеву. Он мне ничего не должен и претензий к нему никаких нет.

Более того, в администрации Каменского района прошла комиссионная бухгалтерская ревизия, которая установила, что администрация не была собственником данных денег, не имела прав на эти деньги, даже не могла претендовать на них, никаким образом мне их не вверяла, не передавала.

То есть прокуратуре документально указали, что такого в природе не было. Это, повторюсь, комиссионная бухгалтерская экспертиза, на которую я, как подозреваемый, точно не мог единолично повлиять.

Более того, в редакции газеты после того, как там разобрались с исчезнувшей бухгалтерией, что стало следствием бесславного годичного правления ИО редактора Дмитрия Проскурина вместе с его гоп-командой, тоже провели бухгалтерскую экспертизу. И также выяснили, что никаких денег у редакции газеты не было, деньги мне не вверялись и я их не похищал. Никаких договоров, актов выполненных работ, даже расписок на тетрадном листке, которые дали бы основание полагать, что деньги вверялись мне, нет. Со стороны обвинения не было вообще ни одного документа — ни при Ермаковой, ни при Мягковой. И изначально я выражал недоумение, как обвинение в экономическом преступлении основано на домыслах следователя? И далее в процессе все эти домыслы не были развеяны хоть какой-то доказательной базой.

Для примера еще один факт, который я озвучил в прениях с недоумением, так как до сих пор не могу понять, какая логическая цепочка сложилась у следователя с прокурором.

Самый конкретный пример: Татьяна одним из платежей, перевела мне на карту 65 тыс. руб. Следствие посчитало, что это стоимость одной полосы рекламы в газете, но при этом, согласно действующему прайсу, полоса стоила в 2018 году 25 000 рублей. Каким образом оно посчитало, что полоса рекламного типа для той же самой Татьяны стала стоить 65 000 рублей? А что тогда сразу миллион не зарядить, если, оказывается, все можно из головы придумать? Почему вообще следствие решило, что вправе заниматься ценообразование в самостоятельной коммерческой организации?

Как вариант подобной абсурдности можно предложить пример, что прокурор придет в городской парк и заявит директору – всем детишкам сдавайте коньки в аренду по 250 рублей. А вот конкретно этому мальчику будете сдавать по двадцать тысяч за час. Но только по понедельникам…

Почему не сделали запрос оператору мессенджера, в котором мы переписывались с Татьяной. Озвучили бы договоренности. Я думаю, на сокрытие ключевой информации пошли сознательно.

Я, как физическое лицо, подозреваемый, не могу сделать такой запрос. У них в полномочиях это есть. Возможно, они его и сделали, а прочитав содержимое переписки, приняли решение ее не приобщать, потому что, возможно, тогда структура обвинения бы рассыпалась полностью.

Вообще очень странно получилось. Почему-то я, как обвиняемый, все свои аргументы подкреплял документами и ссылками на определенные статьи, а сторона обвинения только какими-то личными умозаключениями. По идее же должно быть наоборот — обвинение должно было обложиться документами и их предоставлять. А у нас сторона обвинения не предоставила вообще ничего от слова СОВСЕМ. Абсолютно ни одного документа.

В какой момент деньги, которые мне перечисляло физическое лицо, стали деньгами администрации якобы за какие-то статьи? Данным фантазиям противоречит их же собственная экспертиза, проведенная барнаульскими экспертами. О ней, кстати, обвинение тоже забыло, и старательно избегала упоминания. В материалах дела есть экспертиза, подписанная подполковником полиции, в которой черным по белому прямо говорится, что при перечислении денежных средств с одной карты на другую, назначение платежа не указано.

Прокурор Турышева, представлявшая обвинение, тоже прямо заявила, что у них нет ни одного доказательства, подтверждающего назначение платежа. А если нет документов, а экспертиза прямо говорит, что все в рамках закона, то каким образом и кто сделал вывод, что это деньги за какие-то публикации в газете. И эти деньги еще и принадлежат администрации…

В самом первом заседании у Мягковой моим первым ходатайством было: прошу предоставить документы, подтверждающие факт собственности газеты или администрации Каменского района на озвученную сумму, факт того, что денежные средства мне вверялись, передавались в под отчет, к примеру. Потому что статья, в которой меня обвиняют, подразумевает, что я должен взять деньги законным способом у собственника и потратить их на себя. Я просил документы, подтверждающие то, что я взял эти деньги у собственника. И соответственно, попросил документально подтвердить факт растраты: куда я эти деньги потратил. Я съездил на море, отдохнул, купил себе квартиру, автомобиль, велосипед? Факт растраты по смыслу статьи также ведь подлежит обязательному доказыванию.

Забегая вперед, я скажу, что даже после оглашения очередного приговора факт растраты не только не доказан, он даже ни разу не рассматривался в суде. Такой момент даже не поднимался ни прокурором, ни судьей, вообще никем. А это обязательно — если я их никуда не потратил, то, как вы можете меня обвинить в растрате?

Естественно, данное ходатайство было оставлено без удовлетворения.

— Вернемся к решению краевого суда об отмене приговора Ермаковой. На основании чего оно было отменено, почему и как развивались события дальше? Мы хоть и следили за ходом дела и информировали читателей, но сейчас будет уместно пробежаться по истории.

— Чтобы сейчас кто-то из читателей, назовем их в кавычках «доброжелателями» не сказал, что я пытаюсь себя как-то обелить, превознести, оправдать, хочу сразу вас успокоить — будем говорить, основываясь только на фактах, бумагах и документах.

Так вот, первый приговор, вынесенный каменской судьей Ермаковой, был отменен. Я цитирую выдержку из решения краевого суда: «в виду существенного нарушения уголовно-процессуального закона».

Далее события развивались крайне неоднозначно, и я бы даже сказал, подозрительно. Когда апелляция отменила приговор и вернула его на новое рассмотрение в Камень, предписав рассмотреть дело исключительно в другом составе суда, две местных судьи сразу взяли самоотвод. Судья Ермакова, как мы поняли, к данному делу была не допущена.

Но остановимся на одной из ее коллег — Балакиревой. Я опять же цитирую небольшую выдержку из решения апелляционной инстанции: «обсудить вопрос о наличии предусмотренной статьей 42 УПК РФ оснований для признаний потерпевшей стороной МУП Каменской редакции газеты «Каменские известия» и соответственно привлечению МУП в качестве потерпевшего».

Если отмотать назад, оказывается, ни органы предварительного следствия, ни прокуратура, ни судья Ермакова за целый год наших предыдущих судебных разбирательств даже не удосужились установить потерпевшего и рассмотреть вопрос о привлечении МУПа. Получается, что краевой суд указывает им, что надо сделать и о каких существенных моментах они полностью забыли. Почему они об этом забыли, опять же, не берусь говорить.

Так вот, ключевая фраза в данной цитате: «обсудить вопрос». А теперь получаем удивительный фокус, достойный Акопяна. Судья Балакирева, игнорируя прямое указание краевого суда, ни с кем не обсуждала данный вопрос, то есть не выносила его на рассмотрение, не спрашивала мнение участвующих сторон, но самое главное, она даже не вела данное дело и не имела к нему никакого отношения, но несмотря на это принимает единоличное решение о привлечении совершенно нового потерпевшего, который ни кем до этого не заявлялся и не был озвучен — это муниципальное предприятие «Каменские известия». И сразу после этого, даже не начав процесс, она берет самоотвод и заявляет, что она не вправе выносить по данному делу какие-либо решения.

Извините, но возникает закономерный вопрос: если судья сама лично говорит, что она не вправе принимать какие-либо решения по делу, не вправе рассматривать его, сама взяла самоотвод, каким образом она единолично, без требуемого обсуждения, приняла решение о привлечении нового потерпевшего? Таким образом, судья Балакирева могла бы с десяток потерпевших привлечь, начиная от МУП гостиницы и МУП «Горпарка», какие-нибудь торговые киоски и магазины подтянуть. И все это попыталась бы повесить на меня. Почему ни я, ни мой адвокат даже об этом не знали? Опять какой-то парадокс каменской судебной системы, который продолжает удивлять всех остальных в округе.

В итоге, дело попадает к самому интересному судье каменского суда — Марине Мягковой. Почему интересного — думаю, многие жители Камня-на-Оби об этом прекрасно знают.

— В чем же странное отношение судьи по отношению к вам? Как оно выражалось и почему вы его называете странным?

— Странным я могу назвать его в кавычках. Более уместно назвать его предвзятым. Более того, на основании убеждения о предвзятости я неоднократно и заявлял ходатайства о недоверии и замене судьи.

Начнем с самого минимума, с первого заседания, когда судья была уличена в самом настоящем банальном вранье.

Она запретила мне задавать вопросы, касающиеся работы других МУПов в Камне-на-Оби. Хотя у нас в процессе шла речь именно о работе МУПа, как такового, а законы для всех МУПов одинаковы и, соответственно, мои вопросы были уместны. При этом со стороны обвинения в свидетелях есть, как минимум, один директор другого муниципального предприятия — директор гостиницы «Обь» Кашицин. Как-то не логично, если судья запрещает задавать вопросы по МУПам — каким образом тогда обвинение притащило в свидетели данного сомнительного персонажа по фамилии Кашицин?

Однако когда я спросил: почему вы запрещаете мне задавать вопросы по работе МУПов, судья заявила, что она не запрещала ничего, она такого не говорила, не было такого. На напоминание, что все фиксируется аудиопротоколированием, судья замялась, видимо, поняла, что сама себя загнала в неприятную ситуацию.

Видимо, поэтому она приняла единственно правильное решение — запретила ознакомиться с аудиозаписью данного заседания.

Также было много других моментов. Опять же, возвращаясь к сомнительному типу Кашицину, который, зайдя в суд, сказал, что он вообще не понимает, что он здесь делает, зачем его позвали. И то, что он знает или может сказать по данному делу, по его мнению, надо спрашивать у судьи, а не у него. Он был не в курсе происходящего. Забегая вперед, скажу, что именно эти слова Кашицина были истолкованы прокурором как прямое доказательство моей вины. Ну не абсурд ли?

Далее Кашицин, наверное, не от далекого ума и отсутствия интеллекта, принялся оскорблять меня в зале суда, а это недопустимо. Как минимум, я был лишен возможности дать ему за это крепкого подзатыльника. Как максимум, это свидетельствует о полном попустительстве ведущей данный процесс судьи и прострации прокурора, потому как прокурор обязан следить за законностью и правопорядком в любой ситуации, в том числе, находясь в зале суда.
Все интересные факты, происходящие в процессе сейчас называть не буду. Их было очень много — нарушение моих прав, нарушение процессуальных норм, хода ведения заседания. Судья запретила журналистам вести видеосъемку, хотя ходатайство было подано и на председателя суда и на нее лично. Думаю, все понимают, почему она запретила вести запись. Иначе бы все, что происходило в зале заседаний, ее предвзятое отношение ко мне лично, все нарушения — стали бы достоянием общественности сразу.

После вышеописанных событий последовала жалоба в алтайскую квалификационную коллегию судей с перечислениями всех нарушений. Честно и откровенно могу сказать, данные действия возымели свой результат. По крайней мере, судья стала вести себя спокойнее, перестала демонстрировать в мой адрес явное негативное отношение. Но при этом и перестала задавать вопросы кому-либо — свидетелям, сторонам и другим участникам процесса. Что может подтверждать ее полное безразличие и равнодушие к делу. Как я выше и говорил, приговор видимо изначально, если и не был сразу напечатан, то уже был у нее в голове.

КУДА ИСЧЕЗЛИ ВЕЩДОКИ, И ПОЧЕМУ СУДЬЯ НЕ ПРИНИМАЛА ХОДАТАЙСТВА?

— В предыдущей публикации вы рассказывали об исчезнувших вещественных доказательствах. Ранее судья Мягкова в процессе заявила, что вещдоки находятся в камере хранения при МВД, но их там не оказалось. То есть судья снова сказала неправду или вещдоки в итоге были найдены?

— Исчезновение вещественных доказательств, я думаю, это показательный момент данного дела. Почему я решил с ними ознакомиться? При их перечислении судья озвучила, что перечень каких-то предметов находятся в камере хранения. Сказала она это под протокол и аудиозапись. И когда я попросил ознакомиться с этими вещественными доказательствами, вдруг, выяснилось, что никаких вещдоков в камере хранения нет. Более того, их там не было.
Что это? Заведомое вранье судьи, которая знала, что их там нет? Или она добросовестно заблуждалась, но тогда мы можем полагать о ее некомпетентности по данному делу.

Как оказалось, сторона обвинения тоже не в курсе, где эти вещественные доказательства, где они хранились и должны были храниться. В итоге судья заявила, что в материалах есть фотографии этих вещьдоков Забыла только добавить — воображение же у всех развито? Давайте представим, что они есть!

И это отношение суда и гособвинения к уголовному делу?

В итоге, мы так ничего и не нашли. Никто даже не стал никаких мер принимать, чтобы найти их. Возможно, доказательства эти разошлись по чьим-то рукам. Иначе как можно объяснить вскрывшуюся халатность?

Далее интересный момент произошел и с остальными вещественными доказательствами. Об этом с недоумением и возмущением говорил мой адвокат в процессе. Потому как обращение с вещдоками происходило с грубейшими нарушениями четкого установленного законом порядка. Поясню, вещественные доказательства собираются следователем, упаковываются, опечатываются, обвязываются и хранятся до того момента, когда они могут потребоваться. Потребоваться они могут в зале суда, как в нашем случае. Наши вещдоки, как и было положено, изначально были упакованы и опечатаны следователем. При доставлении их в зал суда они были вскрыты, и мы начали с ними знакомиться. Но при этом по правилам, когда процесс заканчивается, делается пауза до следующего заседания, еще не осмотренные доказательства опять упаковываются, снова перевязываются и снова доставляются к месту хранения до следующего процесса.

В нашем случае вещественные доказательства распаковали и свалили в коробку, после заседания унесли в неизвестном направлении. Неизвестно потом, откуда они приносились. Соответственно, ни о каком опечатывании говорить не приходилось. Сейчас эти вещественные доказательства — это куча не понятно чего. И если предположить гипотетически, что данное дело будет рассматриваться где-то дальше, либо вернется на новое рассмотрение, то возникает очень большой вопрос, каким образом другой судья будет воспринимать данные предметы, как вещественные доказательства, потому как они уже не опечатаны, то есть хранятся ненадлежащим образом.

Самое интересное — это ситуация с оптическим диском. Извлеченный из опечатанного конверта судьей оптический диск, где якобы была почта редакции, с первого раза в компьютере не открылся, а после заседания никто его не упаковывал и не опечатывал, как положено. Через неделю мы опять попробовали открыть этот диск, который в не опечатанном состоянии то ли из кармана судья вытащила, то ли в рабочем журнале принесла. Диск опять не открылся. Через несколько дней мы снова попробовали это сделать. И опять та же песня…

Возникает вопрос — точно ли это тот диск, который изначально судья распаковывала? И за неделю, пока он хранился в ее рабочем журнале, в кабинете, в столе, у секретаря, может, валялся — не внесли ли в него корректировку и информацию, которая ранее там не находилась?

Как минимум, пришлось заявить ходатайство, что данные вещественные доказательства, осмотренные с процессуальными нарушениями, являются недопустимыми. Как вы понимаете, судья данное ходатайство даже не рассматривала. По нему нет никакого решения.

— Хотелось бы уточнить: то есть за весь процесс судья Мягкова не рассматривала и не принимала во внимание ни одного вашего ходатайства?

— Да, именно существенные, которые касались непосредственно дела и влияния на него — все отклонялось, либо оставалось без рассмотрения. Судья поступала очень хитро — она собирала все ходатайства и говорила, что рассмотрит их и даст им оценку уже в совещательной комнате при вынесении приговора. То есть без возможности потом возразить, исправить ходатайство, обратиться повторно с уточненными данными. Она, по сути, лишила нас возможности узнать о ее решении по ходатайствам и отреагировать законным образом на это. Потому что после удаления в совещательную комнату уже не допускается никаких действий. Судья это знала, понимала, поэтому практически все существенные ходатайства оставались без рассмотрения либо отклонялись.

Что касается каких-то мелких несущественных ходатайств — да, она принимала их.

«ЛИПОВЫЕ» СВИДЕТЕЛИ

— Правильно ли понимаем, что все обвинение и обвинительный приговор строятся только лишь на свидетельских показаниях, и больше в суде не было предоставлено ни одного бумажного доказательства?

— Да. Странная позиция была у гособвинения, касающаяся свидетелей по данному делу. Свидетелей было много, но ни один из них ничего пояснить не смог. Совсем ничего! Никто! Однако это не помешало выстроить обвинение именно на этих показаниях. Опять же я говорю не голословно, это все запротоколировано.
Так вот, в обвинительном заключении прокурор не ссылался ни на один документ. Она сослалась только на длинный список свидетелей, человек 30, которые полностью безоговорочно, по мнению прокурора, доказывают мою вину.

Если некоторые читатели решат усомниться в этом, озвучиваю показания свидетелей, по которым суд сделал вывод, что я виновен. Пробежимся по фамилиям. Буквально по верхам, поскольку если углубиться в их показания, может вылезти неприятная правда, что гособвинитель сознательно вводит суд в заблуждение. Забегая вперед скажу, что ответы у всех свидетелей были идентичны.

Показания свидетелей из протокола суда:

свидетель Ковылина – работает с 2020 года. О событиях 2018-19 годов ничего не знает. Узнала от сотрудников полиции.

свидетель Халикова – о деталях уголовного дела ничего не знает. Никаких денег в редакции газеты обвиняемый не брал.

свидетель Казакова – о данном деле ничего не знает.

свидетель Старченко – ничего не знаю, знаю только по слухам (у нас теперь слухи ложатся в основу обвинения по уголовному делу?)

свидетель Беккер – ушла в декрет в 2012 году, о деле знает только из СМИ.

свидетель Комлева – статьи в газете печатались бесплатно. Про данное дело ничего не знаю.

свидетель Коваль – опрашивался по установке поребриков. О деле ничего не знает.

свидетель Есликовская – сотрудник ОБЭП, вообще ничего не помнит. Привлекалась только на раскопку из-под снега бордюров возле редакции и изъятие документации.

свидетель Роот – сотрудник полиции. Финансовую документацию, изъятую в редакции, не читала. О самом деле, как ни странно, ничего не помнит.

свидетель Лоор – по существу предъявленных обвинений ничего не знаю. Могу охарактеризовать редактора, как грамотного специалиста. Редакция является самостоятельным коммерческим предприятием. Никто не вправе обязать что-то публиковать. Требование прокуратуры о согласовании материалов с администрацией является цензурой, которая запрещена в РФ.

свидетель Федорова – работала оператором набора. Ничего не знаю.

свидетель Самохвалова – представляет другое юрлицо, другой организационно-правовой формы и из другого района. По существу уголовного дела ничего пояснить не может.

свидетель Логунов – опрашивался по установке поребриков, как проходили субботники в редакции, кто подметал асфальт, работал ли редактор наравне со всеми на уборке прилегающей территории. По делу ничего не знает.

свидетель Деканова – работает в «Услуге+», ранее работала в МУП Благоустройство – пояснила, что «Благоустройство» вывозило мусор от редакции газеты. Редактора лично не знает, про дело вообще не знает ничего.

свидетель Карнаухова – по существу дела ничего не знает. Несколько лет назад регистрировала коллективный договор МУП Каменская редакция газеты «Каменские известия».

свидетель Спирина – вообще ничего не знает. Но уверена, что это все заказное дело, чтобы убрать редактора.

свидетель Панков – охарактеризовал редактора как исключительного профессионала, заявил о его полной невиновности. Искренне возмутился, что его утверждения о невиновности редактора были перевраны прокуратурой и изменены на доказательства вины. По существу самого дела ничего не знает.

свидетель Рассказова – считает данное дело заказом со стороны Чернышова и Нелюбова с одной целью – убрать редактора и развалить предприятие. Крайне возмущена позицией прокуратуры — что является свидетелем обвинения.

свидетель Биджоян – в 2021 году укладывал асфальт возле редакции. Данный факт подтвержден договором, находящимся в вещдоках в папке договоров за 2021 год. Более ничего не пояснил.

Наверное, у любого здравомыслящего человека после прочтения показаний свидетелей возникнут в голове вопросы: как эти показания могут лечь в основу обвинения, что они доказывают? Ответ на эти вопросы на протяжении двух лет сторона обвинения так и не озвучила, но продолжала утверждать, что все эти показания в совокупности доказывают мою вину? Как?

ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ ЧЕРНЫШОВ?

— Интересный момент. После оглашения приговора почти сразу появились комментарии в сети интернет, анонимно писали, что к приговору суда приложил руку поселенческий глава Евгений Чернышов. Не анонимно от своего имени начала транслировать комментарии по этому поводу депутат Железовская, которая по стечению обстоятельств сейчас назначена на должность председателя комиссии, призванной рассмотреть коррупцию Чернышова.

На ваш взгляд, откуда такие сведения про причастность Чернышова к рассмотрению вашего уголовного дела? Какое он может иметь отношение к уголовным делам, рассматриваемым в Каменском городском суде?

— Я не могу отрицать возможность влияния Чернышова на данное решение суда. Слишком много факторов указывает на то, что гипотетически он мог каким-либо образом воздействовать на каменское правосудие.

— Тогда гипотетически можно предположить, что он может воздействовать на каменское правосудие постоянно и всегда?

— А это я могу вам сказать не гипотетически, есть даже прямое доказательство этому. В частности, его официальный представитель в суде Евгения Полосухина (речь о наших судебных разбирательствах с Евгением Павловичем, которые, кстати, еще продолжаются) прямо под протокол заявила, что поскольку Евгений Чернышов глава города, то он имеет право читать и знакомиться с материалами любого рассматриваемого дела в Камне-на-Оби.

Каким образом он знакомится с материалами дела: приходит по вечерам в суд и садится, читает нужные ему материалы. Либо ему привозит их домой кто-то из суда — представитель Чернышова не озвучила. Но факт остается фактом…

Мы судимся с Евгением Павловичем по клевете — распространением им недостоверных, клеветнических данных в отношении меня, за которые он уже был наказан дважды. И так получилось, что в зале суда его представитель с точностью до страницы цитировала материалы уголовного дела по мне. В том числе, озвучивала высказывания некоторых свидетелей. То есть она была знакома с материалами уголовного дела по мне. Как так получилось?

— То есть, можно предположить, что с материалами вашего уголовного дела, пока оно находилось в каменском суде, добрая часть города уже ознакомилась благодаря главе городских депутатов, который считает, что по статусу ему положен доступ ко всем судебным делам Камня-на-Оби?

— Про добрую часть города я сказать не могу. Возможно, он кому-то просто на словах все это рассказывал за какими-то посиделками. Я же не знаю, чем он в сауне на набережной занимается. Может, курнут чего-то там, выпьют, а потом курьеры им привозят материалы дела из суда, а они их читают, может, ими баню топят.

Но на вопрос, почему представитель Чернышова тогда показала такую хорошую осведомленность о страницах уголовного дела, свидетелях и прочих фактах, она прямо и сказала, что ей это рассказал сам Чернышов, а он, повторюсь, как глава города, имеет право читать любые дела.

Ну а про комментарии, появившиеся сразу после оглашения приговора, судить не берусь. Кто первый на радостях начал сообщать эту информацию – судья или прокурор, даже предполагать не стану. Могу только позавидовать их осведомленности, поскольку я сам с готовым решение еще даже не ознакомлен.

ДМИТРИЙ ПРОСКУРИН И ЕГО ГОП-КОМПАНИЯ

— Изначально преследовалась цель, убрать вас из информационного поля. Некие силы, тот же бывший начальник полиции, который уже «сослан» поглубже в Сибирь, возможно, рассчитывали на то, что если вы перестанете быть редактором местного печатного издания, то многие вопросы наконец-то начнут замалчиваться.

-Сейчас вы уже не редактор «Каменских известий», по сути, к газете отношения не имеете, но информационная повестка не изменилась, позиция журналистов осталась твердой и последовательной. Возникает вопрос: кому сейчас мстить и закрывать рот, ведь все неудобные для некоторых лиц моменты продолжат озвучиваться?

— Суть в том, что еще в предыдущие годы до моего отстранения от должности я уже давно ушел из журналистики и занимался руководством предприятием. Возможно, благодаря этой работе, предприятие было успешным и прибыльным. На момент моего отстранения не было никаких долгов, вовремя выплачивалась зарплата, работала типография, торговая сеть, были перспективы на будущее, большой штат сотрудников. «Каменские известия» на тот момент были одним из лучших муниципальных изданий края. Журналисты выполняли свою функцию, моя задача была в управлении.

Исходя из этого, и получилось вполне логическое развитие событий. Мой уход на журналистов никак не мог повлиять, потому что и до этого они писали, являясь профессионалами своего дела. Они и продолжили работать в сфере СМИ после моего ухода более самостоятельно, даже вышли на более высокий уровень. На журналистском творчестве это никак не отразилось и не отразиться в любом случае. Я думаю, заинтересованные в моем уходе люди уже давно должны были понять, что мои бывшие подчиненные не из пугливых — из страха не разбегутся и не замолчат.

К сожалению, происходящее отразилось на самом предприятии, которое было брошено на произвол судьбы. Сейчас я с большим сожалением и горечью наблюдаю за текущим состоянием редакции. Вернее за тем, что досталось сейчас исполняющему обязанности редактора Наталье Ждановой. Представляю, каких сил стоит удержать его на плаву, чтобы оно полностью не рухнуло после, по сути, набега гоп-компании и варваров. Предприятие осталось вообще без всего, все, что создавалось десятилетиями — разрушено, начиная от компьютерной техники, уничтожения и пропажи документов, разбитого автомобиля, не работающей торговой сети и ухода из типографии газет, которые приносили нам доход.

То есть, неизвестно где найденный Дмитрий Проскурин, всего за несколько месяцев экспериментального управления, отбросил МУП на уровень 2008 года. С одним только отличием, в 2008 году еще были перспективы и возможность развития предприятия, что мы и сделали всем коллективом. Сейчас эти перспективы очень туманны.

Из каких-то документальных подтверждений «эффективной» работы непонятной, разношерстной команды — есть возбужденное уголовное дело в отношении одного из бывших сотрудников этой команды. Рискну предположить, что это Роман Лимарь, которому по результатам бухгалтерской экспертизы вменяется статья «Присвоение и растрата».

Дмитрий Олегович Проскурин уже один раз за свои в кавычках назовем «творческие потуги» — получил. Редакция заплатила за моральный ущерб пострадавшим от его «творческих заскоков» лицам порядка ста тысяч рублей. Насколько я знаю, в ближайшее время еще одно дело будет рассматриваться в арбитражном суде Алтайского края в отношении Проскурина, и вновь по итогам его эффективного правления. Сумма иска порядка 60 тысяч рублей.

Как тут не вспомнить слова известного советского актера Папанова из фильма «Холодное лето 53-го»: «Об одном жалею — годы». То есть все, что создавалось десятилетиями, было похерено за один год. В редакцию газеты — в творчество, в издание, в техническую составляющую мы всем коллективом вкладывали время, силы, душу, старались. А с приходом случайных людей все это было уничтожено буквально на раз-два.

— В завершении вернемся к суду. Ведь судьи у нас должны быть людьми не глупыми. Судья Мягкова, вынося приговор, ведя процесс с описанными вами, запротоколированными, можно сказать, вопиющими нарушениями, особенно касаясь обращения с вещдоками, надо полагать, прекрасно знала, что дело это не закончится ее волей и волей того, кто стоит у нее за спиной? Она же прекрасно осознавала, что вы пойдете дальше.

— Ни про одного из судей я, в принципе, не могу сказать, что он может быть человеком глупым, потому что судьями становятся люди высокоинтеллектуальные, образованные, опытные, знающие не только тонкости законодательства, но и психологию. Любой человек, который надевает на себя мантию и получает статус судьи — априори всесторонне развитая личность. И когда судья допускает какие-то ляпы и нарушения по ходу рассмотрения дел, и даже не применительно ко мне, то я смею предположить, что это никогда не связано с какой-то природной глупостью и недоразвитостью. Это именно что-то намеренное, заказное. Поэтому, анализируя действия судьи Мягковой, я не могу сказать, что она действовала по незнанию. Я предполагаю, что все это было именно следствием изначально предвзятого отношения и изначально сформированной в голове позиции. А почему она ее так сформировала, в принципе, мы это уже неоднократно упоминали.

А вот по поводу представителя прокурора, который представлял гособвинение, подобного утверждать я уже не могу. Элементарный пример: прокурор представляла обвинение по экономическому преступлению особой тяжести, но при этом не знала разницы между двумя терминами: доходом и прибылью предприятия. Еще весной в процессе человеку с юридическим образованием, работающему заместителем прокурора, объясняли значение этих терминов. Уже тогда понял, что надеяться на какое-то адекватное восприятие реальности со стороны прокурора не приходится. А это вызывает серьезное опасение и в целом за компетентность наших прокурорских работников.

— Ваши дальнейшие действия. Каков настрой, с учетом того, что все прошло по ожидаемому сценарию с ожидаемым результатом.

— Я вам скажу больше. Когда я вышел из зала суда после оглашения приговора, я вздохнул с облегчением и полной грудью, потому что прекратился этот театр абсурда и, по сути, правового беспредела, длящийся два года.

Сейчас будем ждать полноценного изготовления приговора, потому что мне крайне интересно, каким образом мне вынесли обвинительное заключение по экономическому преступлению, если в деле нет состава преступления, нет потерпевших, нет ни одного финансового документа и даже никому не нужно возвращать якобы похищенные мной деньги. Судья должна все обосновать.

Далее будем обжаловать приговор в вышестоящих судах. А по данной ситуации даже интересно привлечь журналистов федерального уровня — такие истории в отношении коллег, как правило, очень охотно ими воспринимаются. Особенно, когда идет уже вторая апелляция. Такого, по идее, не может быть. А в Камне бывает.

Подготовила Юлия Рассказова.