Владимира Дюхина, фермера из села Волчно-Бурлинского Крутихинского района, по праву можно считать человеком-оркестром. Как и многие коллеги, он за годы работы на земле освоил навыки агрономии, ветеринарии, экономики, юриспруденции… Пытается разобраться в веяниях и тенденциях смутного времени и при этом сохранить врожденный оптимизм.

На проблемы зернового рынка Владимир Дюхин взирает с почти буддистским спокойствием и считает — нет ничего страшного и необратимого в том, когда механизаторы уезжают в города. Главное, чтобы на сезон они возвращались в хозяйство. Фермер-урбанист — это что‑то новенькое в нашей практике. Поэтому, недолго думая, собираемся на север края, в поля Владимира Дюхина. Когда только-только началась посевная, мы побывали у фермера на базе, поговорили на довольно острые темы, обнаружив свежий взгляд на вещи — взгляд человека, развившего за двадцать лет хозяйство с трехсот гектаров до шести тысяч.

ПРИРОДА ВСЕ ОТРЕГУЛИРУЕТ

— Владимир, начнем с текущих дел. Многие аграрии мучительно выбирали, что сеять в этом сезоне. С каким запасом вы заходите на посевную и чего от нее ждете?

— Даже не знаю, чего ждать от сезона. Общался с коллегами, один сказал, что сегодня (3 мая, — прим. «АК») почва по состоянию соответствует концу мая — имеется в виду по запасу влаги. По прогнозам дождей не предвидится, только жара за тридцать. Поэтому мы постарались и выехали сеять пораньше, чтобы семена в более-менее влажную почву попали. Раньше мы горох сеяли где‑то после 5 мая, а в этом году начали в последних числах апреля.

— Да, весна долго не радовала теплом. Но больше интересна ситуация в глобальном смысле. Насколько полны закрома?

— Полнее некуда. Наверное, вы обратили внимание, что рукава в поле лежат, зерном забитые? Это переходящие запасы. Всю финансовую стратегию сейчас строю исходя из того, что продавать зерно будем, наверное, уже в 2024 году. Только гороха в нашем большом складе осталось около полутора тысяч тонн. Пшеницы около двух тысяч тонн.

— До 24‑го года еще дожить надо — да к тому же и зерно сохранить. Что скажете про рукава в поле? Надежные они?

— Без потерь, конечно, не обойтись. В прошлом году мы впервые воспользовались рукавами для хранения зерна. Если их растариваешь в холодное время, то содержимое хранится хорошо, зернышко к зернышку. А если в теплую погоду, как сейчас, то внутрь может попасть влага. Зерно не горит, но может появиться прелость, гниль. Думаю, при таких условиях хранения мы теряем примерно процентов пять урожая.

— Недавно на ежегодном собрании фермеров Владимир Устинов выступил с заслуживающей внимания идеей. В силу нашего менталитета она, конечно, не пройдет в массы, но в целом интересно: Устинов предложил, чтобы аграрии сами регулировали рынок зерна. Например, дружно уменьшив площади под посевами. Как считаете, реально это?

— Думаю, что в теории этот инструмент мог бы повлиять на рынок зерна, но на практике аграрии засеют все до последнего гектара.

— Видимо, да.

— Мы же работаем не первый год. Вспомните, сколько стоила пшеница в 2018 году? Пять рублей за килограмм. Но пережили же! Уже в следующем сезоне цена на пшеницу выросла с пяти до десяти рублей.

— И что делать со старым урожаем, ведь не успеем оглянуться, как получим новый?

— Природа все отрегулирует. Ну а мы сейчас строим дополнительные склады для того, чтобы было где хранить новый урожай. Возвращаясь к прежней мысли — 2018 год пережили, а эту ситуацию переживем. Рано или поздно цены стабилизируются.

«НИКТО НАС В СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО НЕ ГНАЛ»

— Есть в вас, Владимир, оптимизм, который разделяют явно не все.

— А какой смысл сидеть и плакать? Меня лично никто не заставлял заниматься сельским хозяйством, другие фермеры, надо полагать, тоже добровольно в этот бизнес пришли. Конечно, я могу сейчас позвонить какому‑нибудь крупному аграрию и продать свое хозяйство. Куплю дом в Сочи, на оставшиеся средства буду жить. Но никто же не бросает свое дело. Сельское хозяйство — это бизнес, а любой бизнес имеет риски. Не может быть постоянно все хорошо. Последние два года для нас, фермеров, были отличными, но многие про это сразу же забыли, как только начались неприятности с ценой. А до этого набрали импортную технику, машины и квартиры.

— А надо было не только недвижимость покупать?

— Конечно, всегда надо вкладываться в производство.

— У вас все новое на базе, глаз радуется.

— Лет пять-семь назад я внезапно «включил голову», а раньше жил и работал по наитию, без какой‑либо стратегии. А тут начал задумываться о будущем — и прибавил пашни с трехсот гектаров до шести тысяч га. Вышло так. Предприниматель из Камня-на-Оби Александр Кулик имел здесь, в Волчно-Бурле, хозяйство. Но в какой‑то момент, видимо, ему это стало неинтересным. И однажды в разгар весны он решил продать сельхозпредприятие. Предложил мне забрать землю, даже помог с техникой в посевную.

— Кстати, о технике. Мы как‑то с вами вместе были на ростовском заводе, и вы тогда утверждали, что нужно брать сельскохозяйственные машины отечественного производства — потому что они не привязаны к доллару, к ним проще найти запчасти. Как в воду глядели. Сейчас у вас автопарк укомплектован российской техникой?

— Ну ведь прав я был тогда! (смеется, — прим. авт.). Есть у нас в хозяйстве и импортная техника, к примеру, посевные комплексы и опрыскиватель John Deere.

— Интересно, как они в вашу концепцию уложились?

— Ну, последние два года действительно хорошими были для фермеров, и я не стал исключением. Расслабился немного на волне успеха, решил взять импортные машины. Настроение такое было — дайте два, называется. Еще и тракторы Buhler купил. Гулять так гулять! (смеется, — прим. авт.).

НЕ КРЕДИТ, А ИНВЕСТИЦИИ!

— Вот у вас шесть тысяч гектаров земли, а с сенокосами и того больше. Посевная требует определенных затрат. Своими силами справляетесь или пользуетесь короткими кредитами?

— От коротких кредитов мы полностью отказались. Только инвестиционные «длинные» ресурсы берем. Мое мнение: фермер должен брать деньги только в банке и только в рамках инвестиционного проекта, а не у перекупщиков или элеваторов «под осень». Мы, например, строим и живем за собственные средства, а часть техники покупаем в кредит. Когда пользуешься собственными средствами, то не зависишь от банка, от графика выплат, которые в итоге вынуждают тебя продавать не когда выгоднее, а когда приходит пора ежемесячного взноса. А мы сейчас живем в такой ситуации, что порой вырастить легче, чем продать. Пусть урожайность у тебя 25 центнеров с гектара, но если ты не вовремя продал, то упустил выгоду. Поэтому сидишь зимой и штудируешь данные сайтов Зернового союза и других ведомств.

— Владимир, вот радуете вы бодрым настроем на посевную!

— Как я уже говорил, сельское хозяйство — это бизнес, а бизнес связан с риском. Конечно, в этом сезоне я вряд ли смогу себе позволить какое‑то развитие. Но даже при действующих ценах и при должной урожайности на заработную плату работникам и на какое‑то мелкое перевооружение средств должно хватить.

— Условно говоря, сезон пересидите?

— Конечно, даже если анализировать этот год, то сначала рухнули цены, и у всех началась трагедия. Но потом все равно цены немного стабилизировались. Подсолнечник стал стоить 30 рублей, рапс — 28 рублей. Кто в этот момент продал, тот вполне себя комфортно чувствует. Какие расценки на сельхозпродукцию сейчас — это, конечно, невыгодно и тяжело. Серьезно сказался и тот факт, что закрыт ввоз сельскохозяйственной продукции в Казахстан. Теперь есть продукция, которую вообще сегодня нереально продать.

«ХОРОШО, ЧТО Я НЕ АГРОНОМ»

— Владимир, ведь у вас еще и богатый опыт в животноводстве имеется, а вы сидите и молчите об этом! Хотелось услышать размышления об этой отрасли АПК.

— Я всегда говорю: хорошо, что я не агроном. Ну и можно добавить — хорошо, что я не животновод. В 2001 году отец отдал мне печать и сказал: «Занимайся». Я, кроме как руководителем, никем и не работал. Вот если бы сначала поработал агрономом, то гнался бы за урожаем, был бы животноводом — то за надоями и привесом. А так — я глава КФХ и ищу прибыль.

— Но все‑таки, как вы начали свою эпопею с животноводством?

— Привез как‑то десять телок герефордов. Амбиций было много, хотел заняться мясным животноводством, рассчитывал за пять лет маточное поголовье довести до сотни. Три-четыре года позанимались, «побуксовали», в итоге получили всего двадцать пять голов. А потом я взял калькулятор и посчитал — сколько корова съест, сколько затрат на телочек и бычков и сколько стоит откормленный бычок.

— Увидел цифры и заплакал?

— Примерно так. Пришел к выводу, что это невыгодно. Удобнее заниматься откормом бычков. Поэтому мы довели стадо до 150 голов, это оптимальное количество для нас — ровно на такое поголовье хватает зерноотходов.

— Так получается выгоднее?

— Да. Мы всегда берем именно бычков — их не надо ни пасти, ни осеменять, ни роды принимать. Капитальное строительство не требуется — денник я сам за копейки сколотил. Когда мне начинают рассказывать, что нужно маточное поголовье, я говорю: вы посчитайте деньги. Бычок шестимесячный сейчас обходится в 26 тысяч. Сколько корова скушает, не дай бог падеж… И если на все стадо раскидать затраты, то так же примерно и выйдет — без учета трудозатрат, конечно.

«УЕЗЖАЙТЕ В ГОРОД!»

— А ведь о животноводстве, в особенности молочном, всегда говорят как о некоем социальном гаранте села, поскольку оно дает круглогодичную занятость. В связи с этим вопрос: каким вы видите будущее деревни? Многие сейчас констатируют факт — село умирает. Что вы по этому поводу думаете?

— Вообще не вижу причин сидеть и плакать навзрыд по этому поводу. Урбанизация — это естественный процесс, который давно идет по всему миру, а не только в России. Зачем ему препятствовать? Тем более что помешать ему в принципе невозможно. Я вот прекрасно понимаю: ну что может удержать в селе людей? Ладно еще, мужики, им дело всегда найдется в хозяйстве. А что делать их женам? Где работать? Наше село находится в часе езды до Ордынского, достаточно развитого поселка городского типа. Два часа до Новосибирска.

— Интересно, все вокруг стонут от того, что сельские жители перебираются в города, что некому работать в сельхозпроизводстве! А вы и не противитесь этому процессу. Не боитесь, что скоро у вас никого не останется, все в город уедут? Кто тогда пахать, сеять, убирать станет?

— Так я же не призываю все бросать и менять место жительства. На сезон пусть мужики приезжают в хозяйство, работают. Какая проблема? Сел за руль, час-два в дороге, и вот ты уже рядом с семьей. Не вижу никаких трудностей.

— Непривычно такие рассуждения от фермера слышать. А если люди уедут и не вернутся?

— Чтобы они приезжали из Новосибирска работать в хозяйстве в сезон, я должен замотивировать людей заработной платой. Но совершенно не обязательно, чтобы семья работника жила здесь. Постепенно в мире вводится практика вахтовой работы в сельском хозяйстве. Почему нет?

— А что же станет с селом? Давайте прикинем на примере Волчно-Бурлинского.

— Кое-кто из местных старожилов помнит, что когда‑то в селе жило восемь тысяч человек. Сейчас — в десять раз меньше. Но подумайте: а ведь государство вкладывается в инфраструктуру таких населенных пунктов! Вот построили школу за 25 миллионов рублей. Но детей‑то больше не стало. А будет еще меньше. Нужны агломерации. Какой смысл размазывать ресурсы по обширным территориям? Лучше вкладываться в крупные села, налаживать инфраструктуру, улучшать быт. Я так думаю. Считаю, что мы не должны препятствовать естественным процессам — пусть все идет своим чередом. В деревне все равно останутся убежденные сельские жители вроде меня, которым городская жизнь не подходит. Но отток населения, особенно молодежи, из сел в города остановить уже нельзя. Просто не нужно драматизировать этот процесс.

Мария ЧУГУНОВА, Максим ПАНКОВ.

«Алтайский крестьянин».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

 

 

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here