Так вышло, что за один год два раза пришлось побывать в необычных командировках. Некоторые из знакомых чуть ли пальцем у виска не крутили: зачем через всю Россию ехать туда, где есть опасность? Неужели мало того, что показывают по телевизору, чем пестрят заголовки в интернете? В Камне-на-Оби ведь тихо, как у Христа за пазухой. Глубинка. Мы и здесь помогаем своим парням, как можем. Переживаем за них.
А в Ростове-на-Дону шел дождь…
ТЫ ЗНАЕШЬ, КАК ЦВЕТЕТ КАШТАН?
Всего около двухсот километров отделяют город на великой реке от новых территорий России. Добраться до ДНР из Ростова можно гораздо быстрее, чем из Камня до Новосибирска или Барнаула. Правда, придется пройти довольно серьезные контрольно-пропускные пункты, если будешь пересекать границу на машине.
А как заметно мягче здесь климат, нежели в Сибири. У нас едва почки на деревьях набухнут, чтобы распуститься свежими листьями, а там уже зелено и каштаны цветут.
Кстати, достопримечательностей в Ростове особых нет, если сравнить с другими городами. Можно побывать на набережной, посетить улицу Большую Садовую, парамоновские склады, театральную площадь, кафедральный собор Рождества Пресвятой Богородицы и т.п. Но целью нашего визита было не знакомство с местными красотами.
С начала специальной военной операции Ростов-на-Дону стал своеобразным рубежом на границе двух миров. Это место встречи мирной жизни с военно-полевой, это перевалочный пункт для «гуманитарки» со всей страны. И, пожалуй, ни в одном городе нашей необъятной Родины не встретить столько людей в военной форме: кто-то по пути на «передок», кто-то в отпуск оттуда.
А главное, здесь абсолютно все узнают тебя по кофте, по рабочему мерчу. Здесь вообще много людей с символикой на одежде — «Народный фронт». И местные жители, и люди служивые прекрасно осведомлены, зачем здесь бывают люди с аббревиатурой НФ. А «народные фронтовики» здесь тоже со всей страны, выполняют свою главную задачу – передать лично, адресно серьезную помощь бойцам. С такой целью в составе гуманитарной миссии президентского движения прибыли сюда и мы. Предстояло передать ребятам-землякам четырнадцать автомобилей от Алтайского края. Всего в эти дни со всех регионов РФ Народный фронт передал в руки солдат и офицеров триста внедорожных авто. Не помешал непрекращающийся, нудно моросящий дождь, ведь для того, чтобы получить ключи от заветного авто, многие ребята рисковали жизнью. Некоторым приходилось выбираться буквально из-под обстрела, кто-то прибыл из лесополосы, где базировалось его подразделение, а кто-то даже окопную пыль не успел стряхнуть с лица и одежды. Автомобили фронту очень нужны, а для наших героев вырваться в Ростов — стало глотком свежего воздуха, встречей с немного подзабытым беззаботным миром, да еще и с земляками из Алтайского края. Да и банальной возможностью помыться. Там в лесах, извините, душа нет, ванной тоже, а полевой банькой не всегда можно себя порадовать.
Пообщаться с этими людьми здесь, близко к границе двух миров – дорогого стоило. Многое в голове на свои места встало. Ведь в сытой мирной жизни достаточно диванных критиков, которые «разбираются» в снабжении, вооружении, военной тактике, а ребята находятся в самом пекле, порой вопреки всем логическим обстоятельствам.
Почему война сжимает мир, и только дурак не боится? Что за Америка и Куба образовались на Донбассе? Что калечит душу и какое будущее у бойцов СВО после ее окончания? Как помогает Ангел Хранитель? Обо всем этом в нашем материале из первых уст от боевых офицеров специальной военной операции.
РАНЕНИЕ ФОРЕСТА ГАМПА
«У меня ранение Фореста Гампа, в ягодицу, — улыбается боец с позывным «Культура», бывший работник Дома культуры на Алтае, доброволец, — смотрели этот фильм? Там главный герой во время военных действий, точно такое же получил. И не серьезное вроде, а из-за него с поля боя на продолжительное время выбываешь.
Прекрасно помню, как все было. Тогда я был радиотелефонистом и остался на точке старта. Бой завязался в темноте. По нам хорошо работали, я умудрялся в это время раненным помогать. И тут прилет за прилетом. Я нашел дерево и за ним спрятался, а мои кричат: прыгай в окоп! Как связист я рассудил, что в окопе рация не будет работать. Не стал прыгать. Потом от противника реактивные снаряды пошли. Один, второй, третий – взрывы приближались прямо к моему дереву. В это время от комбата приходит сообщение, что по данным разведки, враг уходит. «Давите их, парни!», — раздалось в рации. В голове возмущение: какие данные разведки? Нас тут долбят РС-ми, мама не горюй! Успел зажать тангету, чтобы доложить обстановку и тут сзади меня ба-бах! Аж тело выгнуло и что-то сильно ужалило. Падая, успел сказать себе: ну конец тебе, Денис Петрович… Однако, к удивлению, сознание не потерял, а поднялся, и к своим бежать. Прибежал, крови нет, присел, чувствую, побежала.
Когда попал в госпиталь в Белгород, раненых много было. Для меня даже сменной одежды не нашлось, так и уснул, в чем был. Проснулся – вся постель от крови красная.
Дерево меня тогда спасло. Говорят, такое ранение на миллион — счастливое.
Я потом вспомнил, что когда меня военком на фронт провожал, напутствовал: желаю тебе вернуться с медалью и ранение по касательной в ягодицу! Оно, конечно, по касательной не получилось, да еще осколок застрял. Правда, потом сам по себе выпал. А медаль я получил-таки».
Денис Брюханов на момент нашей встречи служил замполитом, что не мешало ему регулярно добровольно бывать на передовой. Денис — один из немногих бойцов, которые не скрывают своего лица и имени. Говорит, бояться ему нечего, а на той стороне его и так прекрасно знают.
На фронт пошел добровольно, хоть и в мирной жизни у него все неплохо складывалось. На малой родине в ДК заведовал детской телестудией, режиссер театра, по второму образованию психолог, поэт, связист в третьем поколении, в свое время проходил обучение в летном училище города Барнаула. На Донбасс поехал осознанно. А перед сослуживцами все время отшучивается: «Я уже два раза был женат. Я могу спокойно говорить, что пережил войну. Меня вы теперь ничем не испугаете».
Второй боец, с кем довелось общаться, родом из Алтайского края. Прошел Сирию, теперь вот здесь. Лицо осталось лишь в памяти – по понятным причинам они не любят фотографироваться. Откуда именно он, тоже останется в памяти автора этого текста, в печать не выйдет. В таких публикациях часто нельзя называть ни имен, ни населенных пунктов, ни позывных. Зато можно рассказать об их душах.
СВЯЗИСТ, РЕЖИССЕР, ПСИХОЛОГ, ПОЭТ, ЖУРНАЛИСТ
«Да я вам лифчики куплю на 8 марта! – кричал командиру взвода разъяренный «Культура», когда отыскал его, — какой вам День военного связиста праздновать? Вам в самый раз международный женский день справлять!».
Командир взвода слушал молча, ждал, когда «Культура» успокоится и выдохнет. А когда эмоции начали сходить на нет, спросил: «Что надо?».
«Чтобы ретранслятор повесить, веревка какая-нибудь нужна», — довольный, что пропесочил всех, отвечал боец.
Веревки не нашлось, но сгодилась и полевка (армейский полевой кабель дальней связи).
«Самое плохое у связиста, — говорит наш герой, — это идти с полным боекомплектом и аккумуляторами. Аккумуляторы ведь когда разряжаются, легче не становятся.
Все вспоминаю связанный с этим смешной случай, когда ходили в лесопосадку брать пленных человек четырнадцать. Соседняя посадка у нас «Куба» называется, из нее и пробирались. А я до этого ногу вывихнул с хрустом. Она не болела, но земля мерзлая была — меня то влево ковырнет, то вправо. Шагов десять сделаешь, вроде бы пройдет. А я иду, не заметил, как в полевке запутался двумя ногами и прям плашмя падаю. В воздухе успел перевернуться на бок и бабахнулся в «бронике» с полным комплектом аккумуляторов. Думал, убьюсь. Выползал на животе, потом на карачках, пришел последним».
Вспоминает доброволец и свое второе ранение. Даже день запомнил – 19 февраля.
«Парни из восьмой роты заходили в расположение. Тогда я еще в «семерке» был радиотелефонистом, — вспоминает замполит, — и когда начал по нам миномет ложить, мы сжались в одну сторону к капониру (капонир — присыпанное землёй помещение, устраиваемое внутри крепостного рва и вооружённое пушками для обстрела неприятеля в случае штурма). И тут меня второй раз в жизни снова та мысль посетила: ну капец тебе, Денис Петрович. А в голове повторялось одно – лишь бы снаряд в незащищенное место не прилетел сзади, меня бы тогда через пятую точку разнесло.
В итоге, снаряд ударил неподалеку спереди. Нас землей присыпало. Лежим с Палычем, слышим хруст дерева, затаились присыпанные, обождали, потом выбрались, нашли себе норки поскрытнее.
Тяжело было, нажим начался. Я уже нормально переносить обмундирование не мог из-за ранения, мне оруженосец требовался. Ничего, выздоровел и вернулся к парням».
Мы сидели с ребятами в уютном кафе на берегу реки Дон. Удивительно, но разносторонний «Культура» даже на фронте находит время для творчества. Да и как не писать стихи, когда вокруг столько поводов для этого, столько выводов и мыслей? Раньше ведь не замечал того малого, что дарила жизнь каждый день. Осень шибко не любил. А вот лежал как-то в окопе в окружении неприятеля, смотрит – вокруг дубы с пожелтевшей листвой. Никогда в жизни столько дубов не видел. А тут они все в золоте – как такую красоту, такую жизнь не любить? Так и осень с тех пор к душе пришлась.
Замполит отвечает за боевой дух солдат, за его моральный настрой и помогает бойцу понять, в чем ценность жизни, за что он воюет. Денис Брюханов старается, чтобы его бойцы сами научились выталкивать из своего ума и подразделения все темное, чуждое, ненастоящее.
Может быть, когда вернется домой, он издаст свой сборник стихов. А пока записывает их от руки в толстую тетрадку. По прибытии на передовую, когда уже попадал под боевой солнцепек, в его душе родились строки, которые он по памяти зачитал нам.
И снова вылет отменили, циклон идет, самолетам всем стоять,
В зал ожиданья проводили, народу много, негде встать.
Стоит парнишка, крепко сложен, весь на гламуре, лоск стоит.
И я походно оснаряжен, к своим парням мой путь лежит.
Он: «За что ты, воин, там воюешь? За власть, за деньги иль земли кусок?
Тебя забудут, даже не остынешь. Не подаст вам государство и воды глоток».
Я: «Смотрю, ты много в жизни знаешь. На запад смотришь далеко.
В любви к Отчизне понимаешь. Твой ум летает высоко.
Ты приземлись, сходи по полю босиком. Проснись, умойся утренней росой,
Горячий хлеб попробуй с коровьим молоком, и до обеда помаши косой.
И тут узнаешь труд и волю нашу, что с верой вкупе, как болты скрепили души и умы.
И меня таким взрастили. Поймешь потом. Увы.
В гламуре. жадности, бесстыдстве Москву ты Родиной зовешь.
Моя же родина – Россия, и без нее везде ты пропадешь.
Я не воюю, я стою. За правду, веру и народ.
Не променяю это на любую из ваших западных основ!».
А еще «Культура» сказал, что недавно ему в голову интересные мысли пришли и он все для себя сразу понял: я пришел не убивать, я пришел не умирать. Я пришел побеждать.
Говорит, как назначили на должность замполита, начали в подразделении слухи ходить, что он чуть ли не лучший друг начальника штаба, что вообще не обстрелянный. Не обидно стало, но понимал, что уважение завоевывается только плечом к плечу в бою. Тогда его подразделение участвовало в танковом наскоке. В семь утра пришел боевой приказ: нужна была группа, которая будет участвовать в этом наскоке вместе с разведчиками, и группа закрепления.
«Я сразу командиру сказал, что я хочу идти, — вспоминает мужчина, — а то, как замполитом стал, меня с заданий снимают и снимают. Командир сказал, что мои желания его не волнуют, а если вопреки пойду, то мне участие в боевых действиях не подпишут».
Бывший работник ДК сказал, что ему все равно, пришел он сюда не за деньгами.
БРЭМ
Брэм – парень с виду тихий и ненавязчивый, но уже после пяти минут разговора чувствуется внутренний стержень. Этот стержень стал крепнуть еще в Сирии, а потом здесь затвердел так, что не переломишь. Только по родному Алтайскому краю скучает. Во внутреннем кармане у груди носит потрепанный детский рисунок, его получил вместе с очередной партией «гуманитарки» от своих. На обратной стороне рисунка – письмо ребенка, с родной земли.
«Может быть, дети не понимают, какое доброе дело делают, когда пишут нам письма, и отправляют рисунки, — говорит Брэм, — но дети очень искренние, они это делают от души. Это, действительно правда – рисунки и письма мощно поднимают боевой дух. Это вы там можете относиться к ним, как клочкам бумаги, размалеванным красками, а для нас – это душа и смысл всего, что здесь происходит».
Часто доводилось ездить ему на БРЭМе (бронированная ремонтно-эвакуационная машина). Как-то неделю на нем технику вытаскивали. БРЭМ тяжелая, на базе танка, здоровенная машина с лопатой впереди.
«Помню, поехала такая машина на задание, а водитель дорогу не знал, — вспоминает парень, — пришлось к нему ехать. Мы выдвинулись, а там дороги, оказывается, не все разминированы. Едешь на свой страх и риск, понимая, что в любой момент подорваться можешь и, может, это последние минуты в твоей жизни.
Здесь волей-неволей поверишь в Бога и в то, что Ангел Хранитель у каждого человека есть. Помню, когда ЧВК «Медведь» позиции взяли и нам передали, мы выдвинулись их занимать. Идем, а сзади хохлы накладывают нам огня. Посовещались: может, ускоримся? И только мысль эту озвучили, спереди — бам! Снаряд прилетел. Пошли дальше тихо, а ускорились бы, нас бы и не было уже».
По словам собеседников, зима на Донбассе, конечно, не такая суровая, как бывает в Сибири, но промозглая до мозга костей. Удивительно, выживая в лесополосах, в суровых условиях под обстрелами почти никто не болеет.
«Кто бы что ни говорил, адреналин, который выделяет организм в экстремальных условиях, помогает бороться с окружающей средой, уверен Брэм, — я в мокрой одежде порой спать не мог от холода, мерз. Ходил специально ночью, чтобы согреться. В нормальной, гражданской жизни я бы давным-давно слег, а там ты обязан держаться, ну или тебя не будет. Правда, помню, когда вернулись как-то с такого холодного, мокрого задания, я на две недели слег. Даже для меня это много».
Греются бойцы, как могут. Брэм, как человек прекрасно понимающий в технике, умудряется это делать на ходу.
«Март был. Такой колотун на улице, а я красивый, как сейчас — легко оделся — вспоминает, улыбаясь, — выезжаем. Рядом механик,водитель и двигатель. Я убрал перегородку между собой и трансмиссионным отделением и в обнимку с мотором ехал до нужной точки. Это я не забуду».
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ЗДЕСЬ СОВСЕМ РЯДОМ
— Откуда у вас такое чувство юмора, ведь вещи, о которых мы говорим, страшны? Это совсем не смешно – жить, порой понимая, что это могут быть твои последние минуты. Как удается сохранить чувство юмора в таких условиях? Вам бывает страшно?
БРЭМ: «Мы посмеяться любим. Без чувства юмора там, за «ленточкой», никак. Но отвечу на твой вопрос посерьезнее. Страшно всем. Есть люди, которые боятся, но вида не подают. Почему вида не подают — чтобы другим страшно меньше было. Я еще не видел такого человека, который сказал бы: мне не страшно, я ничего не боюсь. Таких нет. Все боятся. Всем страшно».
КУЛЬТУРА: «Когда начинают снаряды ложить — страшно. Молишься. Вспоминаешь все молитвы, которые когда-то прочитал. Единственное, что в своих молитвах я не желаю, чтобы я спасся. Я желаю, чтобы все спаслись. Даже на той стороне которые. Потому что среди них много из Одессы, из Николаева. Это исконно русские города.
Мы когда посадку брали в декабре, у нас было 14 пленных. Из них один только сопротивлялся. Все остальные говорили: парни, мы вас заждались. Их забрали по мобилизации, но такие понимают, что вовсе не за свою страну воюют, а в интересах других, чуждых стран, которые хотят потом поглотить Украину.
Но кайфово страх побеждать.
— Денис, на тебе двойная ответственность, как на замполите: не только свой страх не показать, но и других поддержать? Как это удается?
— В любых обстоятельствах стараешься человека в чувства привести. Какие-то доводы про дедов рассказать, которые до Берлина дошли. Ведь то, что наши предки совершили в годы Великой Отечественной войны, до сих пор весь мир объяснить не может.
— Это действует? Помогают доводы?
КУЛЬТУРА: «На кого-то действует. На кого-то нет. Печально, когда такие, мягко говоря, труханувшие люди, потом на себе фуфайку рвут с вопросом: где мой отпуск?».
БРЭМ: «Очень эффективно, когда с людьми разговариваешь. Когда с ними не разговариваешь, они уходит в себя и начинают свое надумывать. Стоит с человеком поговорить, он выльет свою душу, все расскажет. Я нескольких человек из моральной ямы на службе так вытащил. Примерно десять человек разговорами и поддержкой поставил в строй. А чтобы поставить человека в строй, нужны свои внутренние силы. Если у тебя пусто внутри, ты никому не сможешь помочь».
— Что нужно в условиях боевых действий, чтобы поддерживать себя в нормальном психологическом состоянии? У человека изначально должен присутствовать набор определенных внутренних качеств, начиная с воспитания или это дело наживное?
КУЛЬТУРА: «В любом возрасте человек может измениться. Было бы желание. У мужчин, вообще, детство до 45 лет идет. И это только первый этап. Первые 45 лет детства самые тяжелые. Помните, фильм «О чем говорят мужчины»? Там такая классная цитата есть: «Раньше мне мама запрещала, теперь жена. Боже, когда же я повзрослею?».
А вообще, нужно желание стать лучше. У меня возникло желание стать лучше в 22 года, когда я столкнулся с философами. Я не говорю, что идеальный, но к идеалу стремлюсь. Когда вижу, что человек плохо поступает, прежде чем его осуждать, смотрю на себя. Если у меня это есть, я от этого избавляюсь и потом уже со спокойной душой осуждаю.
Для всех красивым и хорошим не будешь, но, если я отступлюсь и стану, как большинство людей, которые тянут оделяло на себя, только для себя любимого все делают, то на одного дурачка, который делает что-то во благо общества, станет меньше.
— Я удивляюсь, как вы адаптированы к условиям боевых действий. Писать стихи под звук бомбежки, вытащить из морального упадка десять человек, трясясь от холода в окопах – как?
КУЛЬТУРА: «Меня чем привлекает военное состояние. Когда люди понимают, что если они не будут все делать вместе, они погибнут. И когда ты ждешь, когда что-то дадут и за тебя сделают – пиши пропало. В это время давным-давно могли бы объединиться и действовать. А вообще, из своего опыта скажу — людей, которые помогают, очень сложно найти. Он может сидеть с тобой за одним столом, головой тебе кивать, наутро ты его уже не найдешь. Все.
Война в этом плане привлекательна тем, что она сжимает все до одного общего мира. Тебе из него деться некуда. Если сравнить с мирной жизнью – это как восхождение в горы: в таких условиях каждый покажет свою истинную натуру.
— Люблю честные вопросы и честные ответы. Сейчас в обществе муссируется разговоры о том, что ветераны СВО нахлынут на страну, как во времена чеченских компаний. То есть общество пополнится психически травмированными людьми. Что на это скажете?
КУЛЬТУРА: — Это неправильное рассуждение. Кто это муссирует? Люди, которые меня окружают рядом с «ленточкой» не один год подряд, не те, которые месяц-другой здесь побыли и сбежали — эти люди с обостренным чувством справедливости.
И мы с ребятами этот вопрос обсуждаем уже: наша задача не просто вернуться, но занять руководящие места. Не для того, чтобы карманы набить, а для того, чтобы нашлось занятие для обостренного чувства справедливости. Для того, чтобы пришел твой боевой товарищ из соседней бригады, вы посидели, повспоминали то время, и ты ему помог.
Президент Владимир Путин что говорит? Что эти люди, которые придут со спецоперации, должны стать основой общества. Естественно, через строгий отбор и не халявщики, которые несколько месяцев под небом Донбасса прокоптились ради статуса ветерана СВО и своих личных целей в будущем.
— А война разве не калечит душу?
БРЭМ: — Калечит тех, кто в это верит, или тех, у кого изначально внутри пусто было.
КУЛЬТУРА: — Рассказываю – это жалость к себе называется: пожалейте меня. Как психолог могу сказать, человек, когда начинает жалеть себя, ему этого мало, ему нужно, чтобы пожалели его все окружающие, но для этого ему нужно заявить, что ему плохо.
Почему кукуха едет у людей после боевых действий? На самом деле, потому что не могут справиться с зеленым змием. А если не может, то он у вас уже предатель. Вы меня не переубедите. Здесь война не при чем.
— Как относитесь к людям, что по ту сторону?
КУЛЬТУРА: «Я прекрасно понимаю, что противника нужно, прежде всего, уважать. Почему? Потому что, если ты не будешь уважать противника, ты будешь очень ошибаться на его счет. У нас противник силен только тем, что его снабжает вся Европа и США. Россия же справляется с ситуацией сама.
Я не люблю лезть в политику. Просто, когда убивают детей, убивают за русский язык, когда считают себя выше, когда плюют в то, за что наши деды боролись, я не буду просто спокойно смотреть на это. Я здесь сравнительно давно, но помню, как став добровольцем, добирался на поезде до Барнаула, потом до Алейска. Я еще не знал, куда еду, что меня ждет, но мне на ум пришли строки, под которыми я распишусь и сейчас:
У моих кровей нету края: дед у мамы поляком был,
От отца есть киржанская стая, про еврея чуть не забыл.
У земли моей нету края: тут и вольный народ степей,
И охотник из гор Алтая, и рыбак из всех морей.
У души моей нету края: в ней любви и добра полно,
И Отчизна моя такая, она там – где мой народ.
Только чаша терпенья с краем, хватит мне терпеть это зло!
Ты дождись меня дома, родная! Я вернусь, посеяв добро».
СВОИМИ ДОРОГАМИ
А утром Народный фронт, собравший в одной точке бойцов из всех регионов России, прощался с ее героями. Все крепко обнялись. У нас дорога до Москвы, а потом самолетом до Барнаула, у них – нелегкий путь до ленточки. Автоколонна, тронувшаяся из Ростова, через километры разойдется по своим направлениям и скроется в лесополосах, укрывшись в маскировочные сети.
БРЭМ и КУЛЬТУРА еще некоторое время обсуждали Америку и Кубу – так бойцы называют определенные участки на линии соприкосновения по каким-то им понятным внешним признакам. Да удобно же – страны никогда не перепутаешь! Пожелали друг другу удачи и договорились, что после возвращения к своим из эфира пропадут на двое суток – очередное задание.
Юлия РАССКАЗОВА. Фото автора.
