Недалеко от села Бурла, на территории Партизанского сельсовета, еще в середине прошлого века стоял не большой, но полный жизни аул. Сложные процессы в советской экономике привели к тому, что аул обезлюдел — как и сотни других подобных населенных пунктов. Остался лишь призрак деревни: степной ветер считал углы брошенных домов, гонял по улицам перекати-поле да гнул бурьян. А вскоре и вовсе стер его с лица земли и из памяти большинства людей.
Но остались те, кто помнил родное место. В конце нулевых сюда приехал уроженец обезлюдевшего аула Мугаметжан Дайрабаев, только-только защитивший проект по целевой программе поддержки семейных ферм. А до этого он распродал успешную торговую сеть, чтобы полностью вложиться в новую ферму — на месте того самого аула. Он тогда скажет своему сыну, который еще не до конца верил, что отец решительно и окончательно развернул ветрило семейного бизнеса в сторону сельского хозяйства: «Сынок, тут родились и выросли я и твоя мать, здесь жили наши с ней родители… Сама земля будет нам помогать».
Наверное, это стало отличной мотивацией, потому что сегодня хозяйство, в котором плечом к плечу управляются отец и сын, Мугаметжан и Рахмет Дайрабаевы, можно считать эталонным. А партнеры по бизнесу шутя называют их «немецкими казахами» — за исключительную страсть к порядку и рачительному ведению дел.
Дайрабаев-младший стал гостем декабрьского номера совершенно случайно — в фермерском чате в ватсапе он обратил на себя внимание серьезным, хоть и не всегда популярным взглядом на происходящее в сельском хозяйстве. По стечению обстоятельств быстро собраться в командировку в Бурлинский район не представилось возможным, поэтому для интервью наше состоялось все в том же мессенджере. Интересно, что в итоге много внимания в разговоре наш собеседник уделили теме цифровизации сельского хозяйства.
За новое дело
— Доброго дня, Рахмет. Сначала я хотел обратиться к вам за небольшим комментарием по темам животноводства и инвестиционного кредитования в агропроме. И думая над формулировкой вопросов, случайно набрал их на полноценное интервью. С вашего позволения, я тогда начну издалека. Как семья Дайрабаевых оказалась в сельском хозяйстве?
— Мой отец всю жизнь работал в СПК «Песчанский» — был когда-то такой крупный колхоз в Бурлинском районе. Сначала он был там инженером, затем главным инженером. А когда в 90-е годы началась разруха, он ушел в торговлю.
— Именно в торговлю? Все-таки пионерами фермерского хозяйства в 90-е как раз стали наиболее предприимчивые труженики тех самых развалившихся колхозов и совхозов. Или вам передался ген агропрома и сразу же дал о себе знать?
— Нет, не сразу. Я на агронома не учился и не планировал связывать свою жизнь с сельским хозяйством. По одной специальности я юрист, закончил Омскую академию МВД. Вторая моя специальность — бухучет, анализ, аудит. Отец, как я уже сказал, ушел в торговлю, и довольно успешно, начав открывать магазины в Бурлинском районе. А где-то в 2006 году он начал заниматься сельским хозяйством, но, скорее, на уровне хобби. Начинал с овец, и у него была отара примерно в 1200 голов. Уже позже купил 40 коров породы казахская белоголовая, официально зарегистрировал хозяйство и начал целенаправленно работать в этой сфере.
— Академия МВД вам совсем не пригодилась в жизни?
— Почему же, после окончания академии я работал в УБЭП по Омской области. Но в 2008 году пришлось переехать к отцу, которого стало подводить здоровье. Он попросил переехать из Омска поближе к нему, чтобы было легче управляться. Я к тому моменту женился, у нас уже был ребенок. Мы с супругой переехали, а я в Бурле еще год отработал в милиции. Но потом принял решение уйти из органов и полностью сосредоточиться на помощи отцу.
— Я так понимаю, вы продолжали параллельно заниматься торговлей и развивать хозяйство?
— Да, у нас на тот момент было 15 торговых объектов в районе — это и продуктовые магазины, и магазины бытовой техники, строительных материалов. В 2008 году мы получили грант на развитие семейной фермы, занимались всем одновременно — магазинами и строительством новой фермы. Со временем решили от магазинов избавиться и вложить все в КРС мясного направления. Мы тогда специализировались именно на мясном животноводстве и в растениеводство сильно не лезли.
— А не страшно было взять и закрыть торговую сеть? Все-таки по меркам района это было явно очень развитое предприятие.
— Скажу сразу, отец — это человек, с которого все началось. Это паровоз нашего семейного дела и генератор идей. И надо отдать должное, у него есть чутье. У нас действительно все было на мази, торговля шла хорошо. Поэтому представьте, что я испытал, когда он заявил: продаем магазины и полностью переходим в сельское хозяйство.
— Возражали?
— Конечно. Я помню, как говорил, что все у нас и так красиво, обороты в магазинах прут. А папа ответил: поверь мне, осталось года два — и все, с торговлей мы и так распрощаемся. Я был не согласен, но решение отца всегда железное. Сейчас я понимаю, что решение было абсолютно правильное, потому что пришли крупные сети и задавили местную торговлю.
В чистом поле
— Но все равно какой-то задел для строительства фермы, основа, вокруг которой отстроилось новое дело Дайрабаевых, существовал?
— В том-то и дело, что наша ферма была построена буквально в чистом поле! И я, конечно, не понимал еще тогда всех перспектив. Признаюсь, у меня лично не хватило бы духу поступить так решительно, как отец.
— В чистом поле — это же не фигура речи?
— Нет. На месте, где сейчас стоит ферма, были только скважина и линия электропередач. Ну а хозяйство наше построено там, где раньше был аул. Здесь родились и выросли мои родители, а теперь от аула остались одни холмики на местах домов. Отец сказал мне тогда: «Нам здесь сама земля поможет работать».
— Помогла?
— Мы потихоньку начали строиться, развиваться, и пришли к тому, что вы сейчас можете увидеть. И теперь, когда к нам приезжают люди — водители на отгрузку, менеджеры и другие представители разных компаний — мы с отцом гордимся нашим хозяйством. К тому же отец приучил меня к порядку, и кто-то недавно в шутку назвал нас «немецкими казахами». В том смысле, что такой порядок бывает только у немцев. А мы просто любим, когда все прибрано, когда инвентарь стоит на своих местах. Ко всему прочему такой подход дисциплинирует и настраивает работу. Приучить других, конечно, к этому бывает очень тяжело.
— Итак, вы оказались полностью вовлечены в сельское хозяйство, занялись разведением КРС. Но сейчас у вас есть и растениеводство, правильно?
— Где-то через пару лет после того, как мы с отцом вплотную занялись мясным животноводством, пришло понимание, что без полеводства будет тяжело. На одном только мясном скоте далеко не уедешь. Скажем так, мясное животноводство — это не постоянный источник хорошей прибыли, это своего рода копилка. Но двигаться дальше можно только с помощью симбиоза животноводства и растениеводства.
— А с землей проблем не было?
— Сначала мы взяли сто гектаров. Но главной проблемой было то, что засевали эту землю старыми-старыми «Омичками». Одна была настолько убитой, что из-за неисправной передней втулки в одну сторону шла на одной глубине, обратно — на другой. Техники вообще не было на тот момент. Валили двухбрусками овес, собирали поперечными граблями и молотили на старом убитом комбайне «Енисее», как сейчас помню. Конечно, не очень хочется про такие времена вспоминать, но они были.
В процессе мы активно занялись генетикой мясного поголовья: начали делать бонитировки, искусственное осеменение. И на данный момент у нас 278 голов маточного поголовья, со шлейфом получится 750-800 голов.
Мы – не потребители
— Понятно, как и все фермеры, только что занявшиеся растениеводством, вы испытывали острый дефицит нормальной техники. А в остальном сразу все получилось, или это оказался непростой путь?
— Лет пять назад познакомился с одним человеком, который сильно мне помог. На тот момент у нас в растениеводстве так себе шли дела — 7-8 центнеров с гектара по зерновым. В хороший год доходило до 15 центнеров на круг. И мы считали, что это круто. И вот мой новый знакомый, Александр Кислых, который был главным агрономом хозяйства «Рубин» Краснозерского района, начал потихоньку передавать свой опыт. Он объяснил, что мы все эти годы неправильно смотрели на полеводство. То есть мы подходили как потребители: посеял — убрал, вложив минимальные затраты, и продал. Так нельзя. Растениеводство — это живой организм, и в него нужно постоянно вкладываться, его нужно совершенствовать, только тогда земля начинает давать тебе прибыль.
И тогда мы стали активно использовать средства защиты растения, удобрения, и уже со следующего года у нас пошли более-менее нормальные урожаи. В последние годы у нас по зерновым в среднем стало 25-27 центнеров с гектара, льна — 12 ц/га. Нынче мы ввели в севооборот подсолнечник, и по такому плохому году он дал 13 центнеров.
— «Плохой» — это не самый яркий эпитет по отношению к текущему году, который довелось слышать от аграриев. Тем не менее, спрошу: как для вас сложился нынешний сезон?
— Это был во всех отношениях аномальный год, похожих на моей памяти не случалось. Во-первых, была очень сухая весна, давайте быть честными. Нас спасло то, что мы сеяли прямым посевом, отойдя практически полностью от нулевой обработки почвы.
— Отвлечемся ненадолго от эпитетов в адрес года, расскажите о No-Till. Вы говорите, что отошли от нее, а значит, какое-то время практиковали. Почему ушли от «нулевки»?
— Мы пытались ее освоить четыре года. Сама по себе нулевая технология хороша в тех климатических зонах, где хороший состав гумуса. А в наших песчаниках да суглинках — не та ситуация. С этого года опять начали производить глубокие обработки почвы. И вообще, поняли, что будем двигаться именно в этом направлении. Интегрированный подход, как говорит один мой знакомый: мы пашем, но сеем прямым посевом анкерным сошником.
Что будет с семенами?
— Вы говорили, что сухая весна — это одна из проблем уходящего года. А какая вторая?
— Я считаю, что нас ждет большая напряженность по семенам. В основном по зерновым, потому что 90 процентов крестьян убирали урожай по влаге и сушили его. То есть это будет либо зерно с низким числом падения, либо с проростом, а это все сводит посевные качества к нулю. С подсолнечником тоже видите, как складывается ситуация, иностранной селекции на данный момент нет.
— Но сейчас много разговоров об импортозамещении в семеноводстве, в том числе по подсолнечнику. Думаете, не хватит объемов?
— Я приверженец иностранной селекции семян подсолнечника. Может, они в сравнении с нашей селекцией дают по урожайности примерно одинаковые объемы — но только в хороший год. В этом году у меня выход масла на сорте Pioneer был 47 процентов, урожайность 13 центнеров с гектара. Соседи с семенами российской селекции намолотили в районе 4-6 центнеров с гектара.
— Стараетесь ли вы технически перевооружаться всякий раз, когда выпадает возможность? Или нет у вас такого настроения — брать по парочке новых комбайнов в год?
— Мы очень долго сидели на старой технике. Скупали старые тракторы, сеялки, сами восстанавливали. Но это не работа. Потому что какая уж тут работа, если голова болит: вдруг сломается трактор или подведет посевная техника. И с 2018 года мы начали активно обновлять парк. По комбайнам мы отдаем предпочтение «Палессе», для нас это компромисс цены и качества, а по тяжелым тракторам — Кировцам. Почему такой выбор? Потому что нас полностью устраивает сервис в АСМ — там все очень четко построено. А это немаловажный факт при покупке сельхозтехники. В то же время мы начали активно покупать технику для почвообработки, посевные комплексы.
— А сейчас есть возможность приобретать новую технику?
— В принципе, да, но мы подошли к еще одной серьезной проблеме сезона — отсутствию лимитов по инвестиционным кредитам.
Переход на цифру
— Вы ярый сторонник кредитования в АПК?
— Да, потому что приобретать, к примеру, технику за живые деньги в экономическом смысле неправильно. Инвесткредит на 5-7 лет под 5 процентов годовых — это интересный инструмент и выгодный. Потому что 5 процентов — это мизерная ставка, благодаря которой ты можешь потратить средства из оборота на дальнейшее развитие — вложиться в средства защиты растений, удобрения, в цифровизиацию.
— Кстати, некоторые фермеры пытаются незаметно перекреститься, едва заслышат словосочетание «цифровизация АПК». А вы, похоже, всецело за?
— Мы в своем хозяйстве активно внедряем цифровые технологии. Сделали оцифровку полей с помощью беспилотника, и работаем теперь в системе ГЛОНАССсофт. Теперь нет нужды самим считать гектары. Мы просто снимаем каждое утро отчеты: на какое поле техника зашла, сколько посеяла, сколько опрыскала. Я прописываю техзадание по датам, начиная от посевов и заканчивая уборкой. Все это программа отслеживает и дает мне подсказки: мол, ты, Рахмет, в этом направлении опаздываешь, надо ускориться, а в этом наоборот — вышел в поле рановато. У нас также стоят ГЛОНАССы на тракторах, есть метки на агрегатах. Это позволяет нам увидеть каждый использованный гектар на отдельном поле.
— Мы с вами говорим о новой технике, об IT-технологиях. Но ведь сейчас все это значительно подорожало. Некоторые думают, как бы заменить старенький трактор, который уже покашливает, на новый или хотя бы б/у, но в хорошем состоянии. Когда ему думать о цифровизации?
— Действительно, подорожание техники тоже можно выделить в проблему этого сезона. Мы движемся к тому, что рентабельность сельского хозяйства падает с каждым годом. Затратная часть крестьян увеличивается, и техника — самая, главная статья бюджета, дорожает в том числе. На втором месте идут удобрения. Сами посмотрите: два года назад селитра стоила в районе 17 рублей, по прошлому году она стоила уже 26 рублей. Если азофоску раньше покупали по 19800 рублей, то сейчас по прошлому году уже 32000. По СЗР цены выросли кратно, в два-три раза.
— И что ждет крестьян? Статистика говорит, что в этом году заметно выросло количество сделок по поглощению в АПК. Что это — первый звоночек, предвещающий череду банкротств?
— Общая тенденция увеличения затратной части при остановке роста стоимости нашей продукции привела к тому, что крестьяне стали зарабатывать в разы меньше. Соответственно, тех темпов развития, которые были два-три года назад, больше не увидим. Скорее всего, в ближайшие два-три года земельный банк будет сильно переигран. Станет все больше хозяйств, которые не смогли «вытянуть» в нынешней обстановке и которые отказываются от земли. У меня довольно много знакомых, которые уже устали от всего. Те, которые в свое время не потянули взятые кредиты.
Такие разные кредиты
— Вы же говорите, что кредитование — это хороший инструмент для развития АПК.
— Лично для меня инвестиционный кредит — настоящий кайф. Просто это продукт, который нужно хорошо контролировать. А кредит на оборотку — это кабала. Ты берешь кредит на оборотку под 5 процентов сроком на год, но когда тебе необходимо придержать продукцию и выждать цену, ты не можешь этого сделать. И приходится продавать продукцию по низким ценам и отдавать все эти деньги одномоментно. С финансовой точки зрения это тяжело. Многие говорят, мол, ничего сложного, размещаешь свои средства на депозитном счету под 7 процентов, а кредит берешь под 5, ну и зарабатываешь. Есть, конечно, такой момент, но лишь немногие хозяйства в регионе могут себе это позволить. Добраться до таких вершин, когда у тебя на расчетном счете лежат определенные суммы, и они тебе не нужны для оборота, это непросто. Такого уровня смогли добиться те, кто начал развиваться не позднее, чем с середины нулевых. В нынешних условиях дойти до такого уровня будет тяжело. С каждым годом ситуация будет если не ухудшаться, то, по крайней мере, оставаться на одном уровне. Предпосылок, что крестьяне начнут богатеть, я не вижу.
— А у вас есть перспективы для развития? Я имею в виду — расширить площади, увеличить поголовье. Сколько у вас пашни сейчас?
— Сегодня в нашем предприятии 5 тысяч гектаров пашни. Но в севообороте — 3,5 тысячи гектаров. Остальное — это залежи, которые будут разработаны в ближайшие два года. Конечно, если земля будет освобождаться, мы будем ее приобретать. Но есть такой нюанс. Земли должно быть ровно столько, на сколько у тебя хватит сил, чтобы содержать ее на должном уровне. Хорошо жить можно и с 5 тысячами гектаров. А при 20 тысячах можно жить плохо. Все зависит от культуры растениеводства, от технической оснащенности. То есть вопрос немного спорный — нужно ли увеличивать пашню без разумных пределов. У меня есть друзья, которые имеют в земельном банке 15-17 тысяч гектаров, и сейчас они пришли к мнению о сокращении площадей до 10-12 тысяч — за счет отказа от маломаржинальных и слабых земель. Экономику обмануть ещё никому не удавалось. Для нас оптимальный объем земли — 6 тысяч гектаров, не более, так как и для себя нужно пожить. А работа как наркотик — чем ее больше, тем больше тратишь на нее времени.
— Этот год был непростым не только в плане погоды, но и рыночных веяний. Скажите, будете ли вы изменять структуру посевных площадей или не станете прогибаться под конъюнктуру и пойдете проторенным путем?
— Будем сокращать зерновые до минимума с увеличением льна, подсолнечника и кормовых культур.
— Сильно потеряли по урожаю?
— Наиболее заметно «просела» пшеница — до 13 ц/га против 26-27 по прошлому году. По льну 7 ц/га против 12 по прошлому году. Вот так сказалась аномальная жара в июне и начале июля. Подсолнечник дал 13 центнеров с гектара. Но здесь меня утащили вниз 400 гектаров с урожайностью 3-5 центнеров на круг — это поле я посеял по «нулю». А в нашей зоне подсолнечник по No-Till не растет из-за плохого развития шара корней в переуплотненном верхнем слое. Если бы все поля были с глубокой обработкой, думаю, цифра была бы около 20 по кругу. А вообще, в этом году из 3500 га не успел глубоко обработать только 450 га.
Синица в руке
— От каких-то крупных проектов в этом сезоне пришлось отказаться?
— Благодаря инвесткредитованию, которое разработано нашим правительством, мы смогли хорошо обновиться. Новая техника, мехток — все это пришлось на 2021-22 годы, на период активного развития. Сегодня мы не понимаем, что будет дальше. У нас в планах было строительство новой откормплощадки. Начали ее строить в прошлом году, а в этом заморозили. Также заморозили строительство МТМ, дополнительного склада. Всему виной засуха, непонятки с ценами, отсутствие хоть малейшего проблеска стабильности в сельском хозяйстве. Знаете, лучше синица в руке, чем дятел в пятой точке. Или, как любит говорить отец, если широко шагать, то можно и штаны порвать. Поэтому мы лучше подождем год-другой.
— А вы не занимаетесь молочным животноводством? У него вообще есть перспективы?
— Конкретно ИП Дайрабаев занимаемся чисто мясным животноводством. С октября прошлого года отец возглавил племенной завод «Бурлинский», я являюсь его замом. Там как раз молочный КРС. И мы тянем сейчас два предприятия. За год я вник в технологию производства молока, и я вам скажу так — мясной КРС проще и легче. Молочное животноводство — это, конечно, деньги каждый день, в отличие от мясного, но там и затратная часть, и процесс более трудоемкий.
Рахмет Дайрабаев:
— Если говорить о перспективах молочного животноводства, то малые формы хозяйствования очень скоро станут — или уже стали — убыточными и неконкурентоспособными. Сейчас скот содержать очень дорого, а цены на молоко нет. Мелкие хозяйства до 300 голов дойного скота выжить не смогут. Крупные хозяйства и холдинги будут в приоритете и рано или поздно станут основными поставщиками товарного молока. Таково мое видение. Что касается мясного животноводства, то ситуация иная. Как раз здесь среди малых и средних форм оно вполне может жить и развиваться.
**
— Конечно, кадровый голод есть. И из него есть только один выход: покупать качественную высокопроизводительную технику с хорошими условиями работы, максимально цифровизировать и автоматизировать производственный процесс. Это уменьшит количество реальной работы и, соответственно, снизит потребность в трудовом ресурсе. Людей в сельском хозяйстве однозначно не прибавится. Поэтому уже сейчас надо задумываться о внедрении высоких технологий в АПК.
**
— Сыну я с самого рождения пытаюсь привить любовь к земле и к нашему семейному делу. Задатки есть, время покажет. Но я думаю, что мы с ним одной крови.
Фото Айман ДАЙРАБАЕВОЙ (из семейного архива).
