Растениеводство на рынке АПК всегда было оплотом стабильности, с большой буквы «С». Особенно в сравнении с буквой «ж» в животноводстве — делом трудным и рискованным. Но в начале этой посевной кампании хлеборобы стояли у кромки поля в некотором волнении. В марте правительство России наложило временный запрет на экспорт зерна в страны ЕАС. Данное решение было принято для защиты внутреннего продовольственного рынка, а возможно, и для хорошей партии на внешнем. Однако аграрии переживают — не станет ли это «автоэмбарго» ударом по прибыли? Запрет распространяется на пшеницу, рожь, ячмень и кукурузу. По мнению некоторых экспертов, ввод запрета накануне посевной очень несвоевременный — аграрии могут просто решить для себя не сеять «невыездные» культуры.
О том, с какими мыслями каменские хлеборобы заехали в поле, о том, как выживает животноводство после прошлогодних новых правил забоя скота, о туманных перспективах КФХ перед лицом холдингов мы поговорили с филипповским предпринимателем Александром Объедковым. Он ведет оба направления АПК, а несколько лет назад крупно вложился в популяцию свиней на своей ферме. По его мнению, кроме угрозы с земли сегодня есть угроза с неба — засуха может легко превратить перспективную пшеницу в дешевый фураж. Что в условиях рыночной неопределенности может стать серьезным фактором риска.
КОМУ КОПАТЬ КАРТОШКУ?
— Александр Сергеевич, в этом году фермерское движение в России отмечает символические тридцать лет. Вы попали в самую первую волну или пришли в аграрный бизнес позднее?
— Я начал свое дело ровно двадцать лет назад. В фермерскую волну как таковую я вообще не попал. Кто в 90-х начал открывать КФХ? Те, кто смог получить земли и имущество совхозов, для них это стало стартовым капиталом. Я же начал бизнес сам по себе.
— Ну, есть же какой-то переломный момент, в который вы решили заняться сельским хозяйством. Как это было?
— Я работал трактористом, а когда совхозы начали разваливаться, я просто оказался перед фактом: нужно что-то решать. А выбора особо не было. То есть, варианты существовали — например, переехать в город и искать там работу или ездить на север вахтовым методом. Многие жители сел такой вариант и избрали, но я не хотел оставлять семью, не хотел уезжать из деревни. Деньги нужны, конечно, но ведь и детей надо растить и воспитывать. Поэтому как только появилось возможность приобрести небольшой участок земли, решил заняться выращиванием картофеля.
— Да, наслышан. Кажется, вы даже сдавали картофель на производство чипсов «Лэйс», если слухи не врут?
— Основной сбыт был на Хилокском рынке в Новосибирске, а оттуда, вполне вероятно, перекупщики везли картофель и сдавали на производство, в том числе чипсов. Качество позволяло.
— Сейчас вы картофелем не занимаетесь?
— Как только появилась возможность перейти на пшеницу и другие зерновые культуры, я это сделал. Добавил к своему участку фондовые земли и паи и полностью перешел на традиционные культуры.
— От одного фермера слышал, что овощами трудно заниматься из-за проблем с логистикой, поэтому сейчас картофельные фермы, свекольные поля и т.д. сконцентрированы вблизи крупных городов. Вы именно поэтому от картофеля отказались?
—Дело не в логистике, а в людях. Деревня-то разбегаться начала после развала совхозов, и продолжает разбегаться. Для работы с пшеницей нужны, грубо говоря, механизатор в поле и человек на мехтоке. А на картофеле нужно несоизмеримо больше людей. У меня был хороший немецкий комбайн, специальный картофелеуборочный. Но все равно требовалось много тяжелого ручного труда: собирать, перебирать, грузить мешки. Знаю, что есть картофельные фермы под Новосибирском. Там проще найти дешевую рабочую силу. Как ни странно, в деревне люди более требовательны к тяжести работы и размеру оплаты — за тысячу рублей в день не каждый пойдет горбатиться в поле.
— Вот тебе и умирающая деревня…
— Она действительно умирает. Людей здесь всё меньше и меньше. Но, по крайней мере, в селе больше льгот, поэтому ещё жива инфраструктура, в том числе школы и ФАПы. Но и деревенские более изобретательны. Ту все, в основном, сдают металлолом. Развалившийся Советский союз ещё долго выкапывать из земли будут и нести в пункты приема чермета. Так зачем крестьянину работать, если можно буквально под ногами деньги собирать? Ну а те, кому нужна стабильность, попросту уехали.
ЭТО КЛАССИКА
—Как давно вы перешли на классическое растениеводство? Было ли трудно?
— Зерновыми начал заниматься с 2016 года. Я бы не сказал, что было трудно. Гораздо сложнее стало найти людей «на картошку». Конечно, понадобились вложения, но они и сейчас нужны. С техникой были проблемы тогда, есть они и сейчас.
— Но вот вижу у вас новенький «Акрос».
— Ему уже года три. Нужен ещё один комбайн, но как его купить? Это проще сделать холдингам — хотя бы потому, что у них больше оборотных средств. Небольшим КФХ труднее — во-первых, подорожала сама техника, во-вторых, не так давно кредитная ставка взлетала до 37 процентов. Сейчас, вроде, чуть подешевела техника и проценты вернулись в приемлемое русло. Но ситуация на рынке сельскохозяйственной техники остается сложной.
— Что из себя представляет ваше хозяйство сейчас?
— Посевные площади — 1800 гектаров. Сеем ячмень, гречку, пшеницу. Недостаток земли компенсируем тем, что постепенно отходим от паров — хватает севооборота и химии. Сеем лен, а это хороший предшественник для пшеницы. Конечно, если какое-то поле совсем хилое, то паруем, добавляем химию.
— Говоря о культурах, на вас повлиял временный запрет на экспорт зерновых?
— От нас зерно не идет напрямую на экспорт. Но пока ясности нет — каким будет рынок в обозримом будущем. Нам же, по сути, диктуют правила сверху, правительством регулируются и цены. Пару лет назад объявили, что на Алтае гречки много (хотя её мало было), и цена на неё снизилась. С картофелем такая же ситуация была, отчасти я ещё и по этой причине от него отказался. Цена была занижена. Фактически, у нас в агропромышленном комплексе нет рынка как такового, его нигде нет, даже на западе. Возможно, правильно, ведь это залог продовольственной безопасности страны и внешней экономической политики.
— Ну а какие у вас прогнозы на этот сезон?
—Вряд ли нас ждёт какая-то тяжелая ситуация. Элеваторы уже второй год полные стоят. Вероятно, есть какая-то на этот счет стратегия у государства, планы, куда в итоге будет реализовываться зерно. Сейчас на внутреннем рынке складывается тенденция к росту цен на зерно, в том числе и на пшеницу. А к осени экспорт наверняка откроют. В общем, дойную корову никто не убьет — разбогатеть нам не дадут, но и по ветру не пустят.
— То есть перспектива для международного рынка есть?
— Конечно, есть. Сейчас зерно придержали внутри страны, цены на мировом рынке растут, и вскоре можно будет выгодно продавать. В последние два года аграриев здорово выручал Казахстан, и я уверен, что экспорт в это государство возобновится.
ПРИБАВИЛОСЬ «БУМАЖЕК»
— Что вы думаете о последних новшествах, например, госпрограмме информационной системы прослеживаемости пестицидов? ФГИС «Сатурн» теперь должна фиксировать все этапы оборота химикатов — от завода до поля. Не станет ли это лишней головной болью?
— По факту это просто новая отчетность. Да, нам добавится бумажной работы, а где её нет? Знаете же, какое немыслимое количество отчетов пишут учителя — как у них только времени хватает на преподавание. Больше бюрократии, зато снизится риск приобрести фальсифицированные препараты или с истекшим сроком годности.
— Но это не единственная новая «бумажка», вводится также система прослеживаемости зерна.
— Здесь тем более не вижу проблем. ФГИС «Зерно» пока только в стадии запуска, какие-то моменты ещё не совсем понятны. Сейчас всё вопросы, касающиеся оценки качества зерна, решаются в сотрудничестве с элеватором. Скорее всего, такая практика и приживется в дальнейшем, когда система станет обязательной. Шероховатости отрегулируются в процессе. Это хорошая система, человек должен знать, откуда зерно, которое он приобрел, и какое оно. Больше ответственности будет у сельхозтоваропроизводителей, поскольку любой сможет проконтролировать качество сырья и продукции из него.
— Как проходит посевная?
— Погода позволяет работать без перебоев, думаю, дней через пять закончим сеять пшеницу и перейдем на гречиху. Проблема пока только одна — отсутствие дождей, мы сеем в сухую почву. Зерно будет лежать в земле, пока не будет влаги, а сколько пройдет времени до дождей — не известно. Если ещё две недели простоит засуха, то вырастет один фураж.
— Удобрения здесь не помогут?
— В сухую землю гранулы засыпать нецелесообразно. Они же должны раствориться, чтобы начать питать всходы, а если не будет дождя, это станет пустой тратой денег. А теперь представьте, фермер сначала купил семена, потом вложился в «химию», а без дождя всё равно получит фураж, золотой по себестоимости. Остается только надеяться на своевременные осадки.
РЕЖУТ БЕЗ НОЖА
— Вы один из немногих фермеров, сочетающих два основных направления АПК: растениеводство и животноводство. Более того, в самом животноводстве вы идете двумя дорогами — молочное и мясное производство. Я помню, что года три назад вы даже планировали существенно расширить поголовье свиней. Как удается поддерживать хозяйство?
— До прошлого года у меня было пятьсот свиней, но я начал их поголовье сокращать. Сейчас около 180 голов, и в ближайшее время я от них полностью избавлюсь.
— Не пошли хрюшки?
— Всё было хорошо ровно до того момента, как ввели запрет на подворный убой сельскохозяйственных животных и обязали для реализации забивать скот на специализированных бойнях. Я начал сокращать поголовье свиней сразу же, как объявили о введении новых правил, предвидя, к чему это приведет.
— А ведь считалось, что проблемы могут возникнуть только в личных подсобных хозяйствах — мол, невыгодно станет возить на бойню одну-две головы. А у вас подворье в полтысячи свиней. В чем для вас сложности состоят?
— В чем сложности? Ну, например, построить бойню миллионов так за десять, гадая при этом, а не найдут ли внезапно где-нибудь в окрестностях африканскую чуму или не придумают ещё какие-то правила. Собственной бойни у меня не будет даже в отдаленной перспективе.
— Но в этом отношении Каменскому району ещё повезло, у нас появилось специализированное боенское предприятие ещё до ратификации новых правил.
— Ну и что? Один раз я пробовал сдать свиней на бойню через перекупщика, продающего мясо в Камне-на-Оби. Приехал человек, забрал живым весом, увез на бойню, сдал — и больше не приезжал. Видимо, схема получилась неэффективной, невыгодной. Всё было гораздо проще: заколол животное, в ветслужбе сделали анализы и выдали справку. В этой ситуации не проигрывают только холдинги, имеющие собственные бойни. Так что, всё выглядит, как способ убрать конкуренцию в лице ЛПХ и малого бизнеса.
— Вы вообще с животноводством «завязываете»? И как сейчас дела обстоят с живностью в частных подворьях?
— Распрощаюсь только со свиньями, крупный рогатый скот оставлю. А в деревне люди перестали выращивать скот на продажу, по крайней мере официально. Постепенно этот бизнес либо бросают, либо уходят в тень. Например, приезжают в деревню из Камня и покупают у фермера поросят живьем — чтобы заколоть самому или сначала где-то вырастить, а потом забить. Настоящее деревенское мясо все ещё востребовано, не все хотят покупать так называемую «промку». Многие считают промышленное мясо искусственным. В нем есть антибиотики, гормоны роста, успокоительные, которые колют бычкам, чтобы они не бодались.
— Но КРС всё ещё выгоден?
— Новые правила забоя повлияли на себестоимость и изменили цены на рынке. Говядина больше востребована и немного дешевле, особенно в крупных городах вроде Новосибирска.
—Почему?
— Недавно об этом размышлял. Во-первых, процентов тридцать людей реально задумывается над тем, что они едят. А во-вторых, в крупных городах много узбекских, азербайджанских и других мусульманских диаспор. У них культура питания иная, они не будут покупать «промку», а свинина в принципе исключена. Из всего этого складывается растущий спрос на говядину.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ У ПОРОГА
— Сколько у вас сейчас КРС?
— Сорок голов. В основном, дойные коровы. Планирую расширять стадо — к осени, думаю, будет около восьмидесяти.
— Кстати, в молочном производстве тоже есть новшества — каждая партия сдаваемого молока должна пройти анализ на органолептику, на наличие примесей вроде антибиотиков. Что вы об этом думаете, не усложнило ли это вам жизнь?
— Стало немного сложнее, конечно. С молоком все вопросы решаются между фермером и скупщиком — именно он сдает с партии молока пробу на анализ. Если оно соответствует ГОСТу и не содержит лишних примесей, то всё в порядке. Для тех, кто добросовестно относится к своему делу, проблем нет никаких. Конечно, прибавилось волокиты, но раз надо, значит надо. И потребители теперь будут уверены, что покупают чистый продукт, а не напичканный антибиотиками.
— Лейтмотивом нашего разговора стала политика агрохолдингов, или даже политика в отношении них. Есть ли угроза забвения для фермерства?
— Лет через десять фермерства в привычном понимании практически не останется. Идет постепенная глобализация, и это повсеместный процесс. Помните, даже при СССР исчезали маленькие деревни, как только начала появляться более производительная техника. Крупным землевладельцам не нужно держать в деревне людей — можно просто приехать весной в поле, посеять, осенью собрать и уехать. Чем совершеннее техника, тем меньше человек её обслуживает. Это естественные процессы, но от этого не становится менее жалко. У меня летом работают восемнадцать человек, на зиму остаются восемь. А работник — это же не один человек, а целая семья, это его дом, его дети. Поэтому мы будем работать, пока это возможно.
— Спасибо за интервью. Желаю вам успешно завершить посевную кампанию — и, конечно, обильных осадков.
Максим ПАНКОВ. Фото автора.
